В нашей зоне ответственности была деревня Савичево. Она была разделена дорогой. С одной стороны деревни выпала радиация, с другой — нет. Там, где радиации не было, жили люди. Но весь свой скот они пасли там, где радиация была. Каждое утро перегоняли через дорогу, а вечером загоняли обратно. Мало того, что скот в себе радиацию накапливал в мясе и молоке, так ещё и людям через дорогу таскал.
А сколько случаев, когда люди отказывались из своих деревень уезжать! В основном — старики и старухи. Говоришь им: «Нельзя здесь, уезжать надо!» А они отвечают: «Никуда мы не поедем, здесь наш дом». И оставались. Одни на всю деревню. Мы и ликвидаторы им продукты привозили. А что делать? Не бросать же так.
Деревни стояли пустыми. Ты заходишь в дом, а там всё осталось. Мы очень много там читали. Заходишь в квартиру в какой-нибудь деревне, книги — на любой вкус. Я предпочитал «Роман-газету», был такой журнал. Некоторые магазины были разграблены, некоторые стояли целыми. Заходишь в магазин — а там прилавки ломятся: соки стоят в банках, консервы, в некоторых магазинах — алкоголь. Трогать всё это было нельзя.
В нашей школе проживала пожилая женщина, научный сотрудник из Белоруссии. Раз в неделю она ездила на станцию, собирала «лютики — цветочки». Она нам прямо сказала: «Ребята, у меня стоит бидон самогонки. Ничего в магазинах и деревнях не берите, надо выпить — приходите, я вас всегда угощу…» Она нам лекции читала, что можно брать, что нельзя. Рыбу нельзя было ловить, грибы собирать… Много чего нельзя было… А речка рядом протекает, и рыбы в ней — хоть руками лови.
Как-то мы с приятелем поехали в Припять. Специально посмотреть на четвёртый энергоблок. Издалека. Впечатление было то ещё. Там очень хотелось пить. И уровень радиации был очень высокий. Ребята сказали: «Ну его, хорош, разворачивайся, экскурсия окончена».
Как-то нас отпустили на танцы в одну из деревень. Поехали, разумеется, в форме, гражданской одежды у нас не было. Приезжаем, а местная молодёжь — в панике. Они же все там самогонку гнали и пили, и всё у них с этим хорошо было, а тут вдруг целый автобус ментов в деревню прикатил. Испугались, что сейчас начнём самогон изымать, самогонщиков арестовывать, ну и вообще — порядок наводить. Потом они поняли, что к чему, с некоторыми мы даже подружились.
Снабжали нас очень хорошо. Блины со сметаной — хоть каждый день. Меню было изумительное, большой выбор блюд. Мы все там здорово поправились, килограмм на пять каждый. Готовили нам вольнонаёмные женщины.
У нас в группе был дозиметрист. Он каждый день дозиметром ДП-5 замерял каждого, и записывал уровень его облучения в журнал. Когда вернулись в Калининград, пошли сдавать кровь. У нас у всех кровь была бордовой, а не красной. По возвращении нам не дали времени восстановиться, отдохнуть. Только приехали — на следующий день на занятия. В Чернобыле я пробыл 32 дня. О нас даже в «Комсомольской правде» написали. Статья называлась «32 дня возле реактора».
Думаешь, они живы? Гарантирую, что нет
Председатель калининградского союза «Чернобыль» Михаил Ойсбойт о том, как на месте катастрофы работали дозиметристы
30 ноября 1986 года государственная комиссия при правительстве Советского Союза подписала акт о завершении работ по строительству «объекта укрытия». Речь идёт о саркофаге над четвёртым реактором. Саркофаг — не просто бетонный короб.
Михаил Ойсбойт на митинге памяти возле памятника ликвидаторам последствий атомных катастроф.
Фото: Александр Подгорчук / портал «Клопс»
Это сложное техническое сооружение со своей системой вентиляции, контроля и так далее. А ещё это некоторая психологическая точка в истории Чернобыльской катастрофы. Под саркофагом осталась гигантская «слоновья нога», спёкшийся конгломерат — ядерное топливо, бетон, графит, металл и ещё бог знает что. Всё это сильно фонит и будет фонить ещё долго. Но уже под саркофагом. Если бы не «объект укрытия», то радиация стабильно разносилась бы ветром.
В начале 2000 года мы заказали в нашем университете исследование с целью выяснить, есть ли связь между тем, в какой сезон ликвидатор работал на станции, и статистикой заболеваний чернобыльцев. Оказалось, что ликвидаторы, работавшие на станции зимой, получали диагнозы гораздо реже, чем те, кто работал летом. Дело в том, что основная причина болезней ликвидаторов — это не внешнее облучение, а внутреннее. Те самые заражённые микрочастицы, которые попадают в организм человека с дыханием, водой и пищей. И которые разлетелись бы по всей европейской части, если бы не саркофаг. Под ним осталась лежать вся радиоактивная таблица Менделеева, чего там только нет. Помимо стронция и цезия, там кюрий, америций, плутоний и всякая другая радиоактивная фигня.