У транспортных самолётов после взрыва срезало носы. Истребители из-за хорошей обтекаемости стояли внешне целые. Колонна вся сгорела. Помню танк Т-34. Обгоревший он лежал на боку, у него сорвало башню.
Командный пункт располагался на горе Медвежьей. Во время учений там было всё начальство: министр обороны СССР, министры обороны всех стран социалистического лагеря, учёные-атомщики, сам Курчатов. Мы там построили подземное убежище, но наблюдающие в него не заходили, стояли снаружи. Оттуда видно лучше. Когда взрывная волна, уже на исходе, дошла до них, то с генералов фуражки послетали, нашим солдатам пришлось потом их собирать.
После учений с нас взяли обязательство хранить военную тайну — никому не рассказывать об этих учениях 25 лет. Я молчал 25 лет. А после Чернобыльской катастрофы прочитал в газете, что «чернобыльские» льготы положены, в том числе и ветеранам подразделений особого риска, то есть нам. Я к этому времени уволился в запас. Ну и написал письмо, дошёл до Верховного совета СССР. Мне орден Мужества потом дали, в 1997. За Тоцкий полигон.
Интервью впервые было опубликовано на портале «Клопс»
После взрыва гора становилась чёрной
Полковник в отставке Валерий Кочешков, кавалер орденов «За службу Родине» и Трудового Красного знамени, лётчик-снайпер, ветеран подразделения особого риска о том, в каких условиях жили люди, создававшие «ядерный щит Родины», и как проходили испытания нового оружия.
Валерий Кочешков. Фото: Александр Подгочук/ портал «Клопс»
- На Новой Земле я служил с 1980 по 1987 год. Командовал вертолётной эскадрильей, в 1983-м меня назначили заместителем начальника отдела авиационного обеспечения.
Абсолютно всё на Новую Землю завозилось с большой земли: техника, топливо, строительные материалы, продукты, вооружение, игрушки в детский сад, карандаши и тетради для школы.
В ноябре на Новой Земле уже зима. Температура доходит до -30. Ветер — 20–30 метров в секунду, на улицу не выйдешь. При таком ветре и минус 25 тебе кажется, что уже все минус пятьдесят.
Специальные приказы по гарнизону определяли, что можно, что нельзя делать при разной погоде. Всего было три варианта. О том, который за окном, передавали по радио на весь гарнизон. Вариант № 3 — можно работать, передвигаться по гарнизону, дети ходят в школу и детский сад, магазины открыты. Вариант № 2 — метель, пурга, ветер. Видимости никакой, на ногах не устоишь. Вводили ограничения перемещения по гарнизону. Ну а первый вариант — самый жёсткий. Он запрещал выход из домов совсем. Любое передвижение — только на гусеничных тягачах. Разворачивались посты живучести. Например, если случался прорыв трубопровода, отключалось электричество, где-то кончался сухой паёк или в посёлке появился белый медведь — специалисты на тягачах выезжали и ликвидировали чрезвычайную ситуацию. Гарнизон должен жить в любых условиях.
Военнослужащий на Новой Земле получал двойной оклад плюс надбавку за выслугу лет. Надбавка — не больше двести сорока рублей, в зависимости от срока службы.
Вертолёт на Новой Земле. Фото: Личный архив Валерия Кочешкова
Командирами вертолётов служили только лётчики первого класса. В основном — из гарнизонов в Донском Калининградской области и крымской Качи. Я считаю, что это была небольшая надбавка за условия, в которых мы служили, хотя средняя зарплата советского инженера в те времена составляла 120 рублей в месяц.
Вначале на Новой Земле жили исключительно военнослужащие. Потом разрешили привозить семьи. Гражданские — строители, шахтёры — прокладывали штольни в горе, куда закладывалось «изделие» — испытуемое оружие.
Секретность была самая жёсткая. Название «Новая Земля» в обиходе не употребляли. Нам не рекомендовалось говорить, где мы служим. На вопрос о месте службы мы отвечали уклончиво: «На Севере».
Советскую базу на Новой Земле официально называли «Архангельск-56». Попасть туда можно было только на самолёте из Архангельска. И только пройдя через «режим».