— А я и не тужу. Ты же меня любила!
Елизавета хмыкнула, притянула Марью к себе:
— Нет того любеє, как люди людям любы…
В кустах напротив зашуршало. Марья отпрянула и поспешно спрятала платок. Елизавета не шелохнулась.
На дорогу выскочил поросенок с зеленым респиратором на пятачке. Он ожесточенно крутил лобастой головой и жалобно хрюкал.
— Вот еще что удумали, шутники окаянные, — всплеснула руками Елизавета.
Поросенок, услышав голос, испуганно хрюкнул и бросился в кусты. Респиратор, соскользнув с пятачка, остался болтаться на шее.
— Отвык от людей, боится, сердешный, — вздохнула Елизавета.
— А ты видела, что у него на боку-то написано? — отозвалась Марья, прикрывая смеющийся беззубый рот ладонью.
— А что там написано?
— Чернобыль…
— Что? — И не удержалась от смеха — затряслись плечи, запрыгали дряблые щеки. — Да, весело гулять, коли нечего загонять… Однако пошли.
Минули один поворот. Потом другой. Елизавета засуетилась, заспешила, оставив Марью далеко позади. Шла не оглядываясь. Потом попробовала бежать, да ноги не слушались. Вот она и хата… Увидев запертую калитку, на ходу перекрестилась. Бобка не встречал — конура была пуста, валялась цепь с ошейником, хранящим рыжие клочья собачьей шерсти. «Видимо, отцепили добрые люди», — пронеслось в голове. Пробежала по двору и остановилась. Дверь в хлев была распахнута. «Неужели раскачивается?» — до слез всматривалась… Медленно вошла, пригнувшись в дверях. Поросенка не было. Присела на краешек корыта с остатками пищи.
— Выпустили, видно, — раздался сзади голос Марьи.
— Выпустили, видно, — эхом отозвалась Елизавета…
— А куры в огороде бродят. Сердешные, — вновь подала голос Марья.
— Пускай бродят… А ты садись, Марья, отдыхай пока…
Обратно Елизавету с Марьей вез бронетранспортер. Они сидели тихие и отрешенные, сложив руки на коленях. Обе в беленьких платочках. «Не доведется умереть на родной земле, не доведется, — думала Елизавета. — Нет, видно, бога на свете…» «Не доведется умереть на родной земле. Ни на смерть, ни на жизнь поруки нет», — думала Марья.
Молчали и военные, глядя себе под ноги.
«Я все специально позабываю»
— Наташа, как встретили тебя дома?
— Мама плакала, жизнь проклинала. А папа чуть не задушил. Так обнимал. Он с нами на вокзале встретился. Он не знал, что я приехала. Внезапно встретился. Я его первей бабушки увидела и закричала. Он на работу собрался ехать. Бежал ко мне… Холодно так было. Он в шубе, в шапке. Снег крутился.
— А друзья как встретили?
— Никак.
— Не радовались разве?
— (После долгого молчания). Сначала со мной никто не играл. Подойду, а девочки убегают.
— Почему?
— Заразиться боялись. Им родители приказали…
— А чем заразиться?
— Радиацией.
— Откуда ты знаешь, что родители приказали?
— Девочки сказали. Они сказали, что если до меня дотронуться, то можно заболеть. (Совсем тихо). И умереть можно…
…Наташе Шашковой шесть лет. Таких, как она, называют старушками: взгляд из-подо лба, быстрый, вскользь — и все видит; на взрослых внимания не обращает, дичится — и все слышит; молчит-молчит да и вывезет такое, что только диву даешься. В Припяти жила она с бабушкой. Родители — на севере, на строительстве газопровода. Наташа готовилась к школе: научилась писать, читать и считать.
— А ты знаешь, что такое радиация?
— Знаю. В Припяти станция взорвалась, и газ пошел.
— Какой газ?
— Радиация.
— Ты умеешь писать это слово?
— Да. Я его складывала. У меня есть касса букв. Но с ошибкой складывала.
— С какой?
— Впереди два рэ поставила.
— А почему два?
— Оно рычит. И царапается.
— Ты можешь написать мне это слово так, как ты складывала, с двумя рэ?
— (Опустила голову. Надула губы). Не буду писать. И складывать больше не буду.
— Почему, девочка?
— Плохое слово.
— Чем же оно плохое?
— В начале оно рычит. А в конце буква «я». Это же я, про меня буква. От радиации умирали, я знаю. У одной тетеньки муж погиб, он на станции работал, он хороший был, он был кормилец и поилец, он не виноватый был, что станция взорвалась. (Все это произносит быстро, взахлеб, вытаращив голубые глазенки). И я могла, наверно, умереть от радиации. Но она до меня не дошла. Немножечко не дошла. А до него дошла, до дяденьки, который погиб. А до меня немножечко не смогла. Ее пожарники задержали. И дом наш был немножечко подальше.
— Ты болела?