…Усаживаюсь на свое место между Любой и Василием. Со всех сторон несут… апельсины. Вместо цветов (сейчас цветы не рвут). Они уже не умещаются в руках, и мы складываем оранжевые витаминные шары на колени. Как хотелось тогда передать апельсин водителю из Орла, Вере Романовне Царенок, приютившей мою семью после эвакуации, родившемуся двадцать шестого июня Андрею Павлюку, не дождавшейся на свадьбу отца Ирине Ситниковой…
А дискотечники держат паузу: люди говорят друг с другом, люди улыбаются.
Из письма:
«Демидыч, конечно, артист, но он любит людей. Этим все объясняется. Его не интересует: плохие или хорошие пришли на дискотеку. С чем уйдут? Он предан своему делу».
Начались танцы. Василий стал прощаться: завтра чуть свет — на работу.
— Разрядка нужна… На работе постоянно в напряжении. Ни о чем не думаешь, кроме работы. Но после такого… — Он надолго замолкает. Я не тороплю — здесь и так скупы на слово. — Короче, пока не потеряешь — не оценишь… Жестокая философия, но верная. Все надо пережить с достоинством. Теперь все же и живем в другом ритме — вахтовом: станция — больница — станция — больница. Пока тебя приводят в порядок, хотя нашему здравоохранению только камни лечить, отходишь помаленьку. Начинаются воспоминания. Копаешься в житейских своих ошибках, неудачах и удачах. Тоскуешь о семье, сына уже месячным увидел… И всех жалеешь. От этой жалости рвешься снова на работу. Такая метаморфоза.
Я иду проводить его. С удивлением замечаю в стеклянном крыле столовой кровати. Спрашиваю.
— Как тебе сказать… Лагерь переполнен. В этом аквариуме спят орсовские работники. Женщины. Мужики стараются проснуться пораньше, чтобы не пропустить момент, когда встают женщины. Зрелище потрясающее… — Василий улыбается. — Одичали мы здесь. Но женщины не обращают внимания, хотя знают, что за ними наблюдают. Может, это просто женские хитрости. За это время некоторые одинокие вышли замуж. Распались непрочные семьи. Все логично. Всем хочется тепла. Настоящего хочется. Когда я вернулась, по танцплошадке, сцепившись руками, мчался белый хоровод. Любимая пляска дискотечников. Когда все вместе. Когда за руки. Когда нельзя не улыбнуться.
Из письма:
«… какие мы песни пели, возвращаясь из «Сказочного»!? О Родине. Народные. Оказалось, что все знают слова. Научились еще в детстве от бабушек и матерей. Танцевали под модные ритмы, а песни эти помнили, жили-то с ними.
Когда летел обратно в Ригу, видел как на ладони все четыре блока и город. Трасса из Киева на Минск как раз над Припятью проходит. День был солнечный, на небе ни облачка. Вцепился в кресло и сидел…»
Свадьба в тридцатикилометровой зоне
В те дни всеобщей неприкаянности и какой-то пронзительно-дерзкой безбытности, когда пристанищем становился любой случайный угол, а все имущество было на себе да в небольшой сумке, само известие о свадьбе показалось нелепым. Какая свадьба, когда ловишь каждую весточку оттуда — с четвертого энергоблока. Когда часами вслушиваешься в хриплые голоса. Когда пристально вглядываешься в лица вернувшихся с вахты. Когда никак не привыкнешь к колоннам машин с зажженными днем фарами, к застывшим фигурам в одинаковой одежде и зеленых респираторах в кабинах и кузовах автомобилей, к такому скоплению народа. Когда все воспринимается болезненно-тупо…