Л. Я. Труппе: «Вот она — граница Зоны. Шоссе упирается в шлагбаум, справа и слева «колючка», за ней распаханные поля. Пока оформляются очередные документы, осматриваю окрестности. Много машин, много усталых снующих людей. Между зданиями — асфальтированные дорожки, провода, остатки труб — нет ничего постояннее, чем времянки: здесь обустраиваются основательно, не считаясь со средствами. На всем налет фронтовой сосредоточенности, отрешенности и пренебрежения к мелочам. Тут же импровизированная автозаправка, пункт обмена одежды, гараж, столовая, медпункт, продуктово-промтоварный ларек. Изредка в Зону проезжают суровые БМП — боевые машины пехоты.
Наконец мы получили черные халаты и белые шапочки, марлевые респираторы-лепестки. Но колонна ушла без нас — водитель куда-то исчез. Достаю коробку «Коровки», которую купил на завтрак в Стеблах, — полдничаем.
Приехали диспетчеры, рабочий день которых уже закончился — на часах восемнадцать, чтобы уладить недоразумение: кто-то оказался без машины, хотя и заплатил за нее… Наконец после долгих просьб пропустили оставшиеся три машины.
Приехали в Припять. На сборы нам отвели сорок минут…»
Ждала этого «возвращения» и я. Темный (электричество отключено) пустой город казался незнакомым. В человеческий рост вымахавшая трава шептала одной ей известную правду. На детской площадке в песочнице по-прежнему валялись игрушки. С одного из балконов свисал огромный ковер. Ветер перекатывал обрывки бумаги, шевелил разбросанное по земле тряпье. Под окнами домов — груды разбитой мебели вперемешку с детскими колготками, покрывальцами, подушечками… На подоконниках — цветочные горшки с жалкими высохшими стеблями; кукла в выгоревшем на солнце платье тянет пластмассовые ручонки к изломанным ветвям голых деревьев; на одном из стекол — радостно улыбающийся Дед Мороз, нарисованный маленьким художником и ознаменовавший начало нового — 1986 года… Мои глаза избегали только одних окон… тех, за которыми была комната моей дочери.
Мне совсем не хотелось входить в свою квартиру. Мне ничего уже не надо, потому что в сердце вползает животный страх — только сейчас, только сейчас я постигла глубину свершившейся трагедии. А ведь она могла быть во много раз страшнее…
Мертвый город. В голове словно молоточки стучат, а сердца не слышно, будто и нет совсем. Почему-то всплыли в памяти строки Николая Некрасова: «Кто живет без печали и гнева, Тот не любит Отчизны своей», а вслед за ними другие: «…Теперь там свалки, Целлофана шорох — Пейзаж луны…» Юлии Друниной. Но что же я, вместо того, чтобы экономить драгоценное время, хожу вокруг дома и шепчу стихи?!
Водитель и «грузчик» терпеливо ждали…
Аркадий Ш.: «…Только наша машина остановилась, как колеса облепили тощие коты. Они так жутко кричали, что мы сразу не решались выйти. Спрыгнули на землю — коты врассыпную, но далеко не уходят, буравят нас горящими от голода глазищами, дрожат впалыми боками и кричат. Нашли мы дома несколько банок тушенки, открыли и вынесли им. Как они накинулись — друг друга готовы разорвать. Не дай бог еще раз пережить такое зрелище…»
Александр К.: «Вошел я в свой подъезд и остановился. Тишина такая, что, кажется, лопнут перепонки. Я и заорал, что было мочи, — наверное, по всему городу был слышен крик. Долго еще мой голос бился на этажах, поднимаясь выше и выше, а я шел за ним…»
Л. Я. Труппе: «Недаром говорят, что один переезд равен двум пожарам. Такого темпа не выдержала бы ни одна бригада грузчиков, благо, что еще квартира на первом этаже. Провинившийся шофер работал за троих.
Одна догорающая свеча на три комнаты. Мы то и дело сталкиваемся в темноте. Но уложились в эти сорок минут…»
…Я прошла из комнаты в комнату — чисто, уютно, на диво свежий воздух. Трясущимися руками снимала портреты дочери, панически боясь, что какой-то где-то забуду и останется здесь… Достала альбомы, уложила в целлофановый мешок и принялась собирать книги. Больше ни к чему не притронулась, однако мои помощники сами знали, что делать. В последний раз оглянулась и вышла, жалкая и опустошенная, словно из меня выбрали все, что можно и нельзя было даже по инструкции…
Л. Я. Труппе: «Я с тревогой думал: а вдруг квартира «засвечена» и вещи, которые собрали, на самом деле окажутся ненужными. Как должно быть жаль человеку расставаться с привычным, приобретавшимся не один год на сэкономленные средства… А если и эти крохи придется оставить?»