Мне так хотелось выплакаться. По-бабьи, искренне, когда лицо становится уродливым — уродство страдания души проступает на нем. А в горле камень. И глаза — пустыня. Только красные — расчесывала до крови. Мне в то время самой не хотелось быть среди людей. Дополнительное напряжение. Не выдерживала. В саду было легче. Одной. Ходила и думала. Наконец нашла время думать.
И все же мне удалось выплакаться. Приехали с друзьями хозяева. Конечно, пили. В то время я много пила, но вино не брало. Один из друзей стал ко мне приставать, когда я вышла на крыльцо, на воздух. Душно стало. И такая обида меня взяла… На мне словно кожи не было — любое прикосновение вызывало боль во всем теле. Физическую боль. Любая грязь ранила, а тут… в душу плюнули. Даже не меня, горе мое унизили. Выплакалась…
Не могу здесь жить. Уеду. Что-то важное я потеряла, без чего жить страшно. Попробую убежать от себя.
— Несколько месяцев подряд отлежали мои дети в больнице… Что я пережила? Такой виноватой себя перед ними чувствую — жить не хочется. Сон мне часто вспоминается, доаварийный. Хотя теперь мне кажется, что это видение, предзнаменование.
…Перед сном Елена всегда читала. Книга отвлекала от житейских забот и одновременно служила чем-то вроде снотворного. Глаза слипались. Отодвинула книгу и выключила настольную лампу. Привычно заложила руки за голову. Задумалась, уставившись в темный угол. Сон внезапно улетучился.
Вдруг от стены отделилась женская фигура в длинном черном плаще с капюшоном. Явственно проступали черты бледного удлиненного лица. Елена затаила дыхание. Страха не было. Осторожно ущипнула себя — видение не исчезало. Женщина подошла к спинке кровати и остановилась. «Вы кто?» — прошептала Елена, испытывая какое-то безотчетное доверие к черной незнакомке. Та приложила палец к губам. Елена села на кровати. Черная женщина отступила и исчезла.
— Я рассказала свой сон маме. «Она тебя предупреждала», — ответила мать на мое «что бы это значило?». Конечно, задним числом, обращаешь внимание на любые мелочи из прошлой жизни, сопоставляешь, может быть, и не сопоставимое. Но меня это волнует.
…Несколько раз ходила Елена в церковь. «Просто так». Больше смотрела на других: неужели искренне верят? Неужели находят утешение? Второе было для нее важнее. Тревога за детей, жизнь с нуля, гибель мужа… С жадностью впивалась глазами в просветленные лица женщин осеняющих себя крестами. Какая в них покорность, какой покой! Смогла бы или нет сама так?
Никто и никогда не знал ее подлинных мыслей. Тайна давно стала привычкой, своего рода формой существования: чем меньше о тебе знают, тем лучше для тебя. Она казалась общительной и простодушной, в то время как с губ ее никогда не срывалось искреннее или правдивое слово, всегда только нужное.
После аварии, испытавшей ее безжалостно и неумолимо, что-то в Елене надломилось. Она впервые растерялась перед жизнью, перед обстоятельствами — перед настоящим. Это настоящее предстояло создать заново. Она ходила по высоким инстанциям — от них зависело это настоящее, — что-то требовала, выпрашивала. И возвращалась еще более замкнутой и недоверчивой.
Всегда молодящаяся, она перешла на строгий стиль в одежде, отказалась от косметики и высоких каблуков. Что-то апатичное появилось в ее движениях, в выражении лица. И только одна мысль оживляла потухшие глаза… тайная мысль.
Однажды она остановилась у кинотеатра. Шел фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Купила билет.
Весь сеанс просидела, не меняя позы. Только изредка покачивала головой. Люди выходили из зала, обманувшись в своих ожиданиях, а она не отрывала глаз от экрана, от пятнышка земли на земном шаре, на котором пересекались восемь взаимозависимых и независимых судеб. Вутренне сжавшись, она пыталась спастись от нарастающего напряжения, исходящего от лиц, слов, интонаций, жестов, красок, мазков, штрихов, черточек, деталей, интерьеров, звуков и отзвуков, собранных Тарковским воедино, — от единоутробного порядка и хаоса мироздания и человеческой души. Но как спасшсь от веры и неверия, сомнений и поисков, силы и слабости, чистоты и скверны, равнодушия и боли — от себя? Как возвыситься над хаосом до гармонии полотен Леонардо да Винчи, до гармонии природы, до гармонии Христа? Как изменить этот мир с приближающимся апокалипсисом ядерной катастрофы до взаимопонимания, любви, милосердия? Какое нужно жертвоприношение для этого?