— Нету…
— Значит, и дела нету. Приготовите цемент — тогда и сделаю.
— Но я же не виновата, что в новом доме нужен капитальный ремонт.
— А кто виноват? Для вас же, чернобыльцев, старались — спешили строить.
Поехали на Троещину — жилмассив, где несколько тысяч семей припятчан. У многоэтажного дома — группа подростков, многих знаю в лицо. Разговорились.
— Мы поодиночке не ходим — киевляне бьют. Только и мы в долгу не остаемся — терять нечего…
— Стекла бьют, двери режут — злятся, что квартиры у них забрали. Пацаны, конечно.
— Да не мы первые, не мы. Пошли наши в кафе-бар, а их избили. Ну ребята собрали наших и разогнали киевлян. Те на следующий день целую шару привели и ловили по одному, по двое. После этого любой наш ломается на помощь, даже мужики бегут на подмогу.
— Договорились однажды — вышли в поле, за дома. Больше сотни было. Хотели’ испытать: все встанут в круг, а десять на десять или даже один на один докажут свое право на жизнь на Троещине. Но приехала милиция…
— И на Харьковском шоссе так же.
— Я вот родился около Горловки, так там был у нас запущенный парк — ребячьи трущобы, голубятни там были наши, шалаши. Там все курили. Словом, хулиганили тайком. Но открыто били сына директора завода. Каждый день били. Били за то, что лучше нас одет, за то, что его папа ездит на машине. А мы — дети шахтеров, дети пролетариев. Но мы и уважали этого парня за то, что он умел защищаться. Потом за это и простили. Правда, они все же переехали в другой район. И здесь мы защищаем свое достоинство. Методы? А других просто не дано.
— Да помиримся, помиримся. Мы же не тайные буржуи.
— А я бы с удовольствием вызвал на дуэль владельца черной «Волги». Вроде бы обкомовская… Это двадцать шестого апреля было. Ее мыли у горкома из шланга на виду у всех, и никто не знал, почему моют… А в этой воде, совсем рядом, детишки кораблики пускали. В Припяти, в Припяти. Как блестела эта «Волга»!
Получила письмо из Кишинева. Пишет женщина, что жила до аварии в Припяти: «…Если разобраться, все более или менее стало на свои рельсы: есть квартира, есть необходимое в квартире, телефон, машина, из которой я не вылезаю. Работа, пусть не совсем то, что надо (я ведь газетчик, а не журнальный работник), но есть. Но веришь, такое чувство, что я умираю, медленно, постепенно иду к своему законному инфаркту, инсульту или… Я не могу пережить всего этого, а на то, чтобы обменяться, вернуться на свою землю, нет ни моральных, ни физических сил, да и где гарантия, что будет лучше? Наверное, Чернобыль очень рано нас перестроил — не все окружающие к этому готовы.
Нет сил субботничать… Тоска по друзьям неимоверная, трудно на чем-либо сосредоточиться. Дьявольская погода усиливает это жуткое состояние, теребя душу какими-то снежинками, которые, касаясь земли, тают и образуют грязь. Вот так и люди, наверное: пока летают — они люди, но когда им подрезают крылья, они падают и тоже становятся грязью. Думаешь, небось, что я свихнулась… Нет. Очень трудно держаться на лету — невозможно подняться из грязи. Иногда думаю: не буду ни во что вмешиваться, ведь что нужно для полного счастья нам сейчас: покой и питание, ну еще плюс мужичонко неплохой… А душа бунтует. А впрочем, готовь силенки и прости мою невыдержанность. Искренне ваша Зинаида Гурская».
Поехала в Бородянский район посмотреть на новоселье сельских жителей. 1190 домов построено для эвакуированных из Чернобыльского района, 500 из них — киевскими строителями. Самое большое село — Небрат: 560 усадеб, самое маленькое — Берестянка: 250 домов.
На скамеечках возле домов судачат, поплакивая, женщины. Все — новое, лучше и красивее прежнего. Но нет единения между усадьбами и людьми, словно дома — сами по себе, люди — сами по себе. Еще держится запах сырого бетона — пирогов не пекут, да и у печей не стоят часами, как раньше. И не держится в домах уют, несмотря на ковры и новенькую мебель. Вот и сидят на скамеечках, бередя друг другу душу…
Решила упростить себе жизнь: утром заранее составляла список вещей, которые нужно купить, сортируя по принадлежности, — электротовары, стройматериалы, краска, посуда, и договаривалась с таксистом. Вместе ходили по магазинам, советовались, выбирали, складывая свертки и коробки на заднее сиденье машины. Продавцы давно перестали удивляться — все подряд покупают только припятчане да чернобыльцы… А вечером после работы отстраненно распаковывала добро. «Скоро у нас опять все будет!» — радовалась дочь.
Отпраздновать новоселье так и не решилась. Минул-канул год, а все еще не обжилась квартира, остается холодной. А в Припяти цолчища мышей и крыс потрошат подушки и сгрызают клей с обоев. А в селах холеные лисицы пасут около хат стайки кур, каждая — свою. А вокруг — самосейные поля, елочки пускают новые побеги с длинными, как у сосны, иголками. Не решилась отпраздновать новоселье…