Когда появилось время думать, Виктор стал переосмысливать не только аварию, но и всю свою жизнь до нее и после. Энергетик, специалист, веривший в необходимость, важность и гуманность не только своей профессии, но и отрасли экономики — атомной энергетики, чистого производства, начинает сомневаться. Он анализирует, итожит и приходит к неутешительным выводам…
Появляется страх — вот где настоящая ответственность! — за людей вообще, за тех, кто трудится на других станциях. И не без оснований. Строительство Крымской АЭС ведется на тектонических разломах в условиях близости к поверхности грунтовых вод. Сооружение Ровенской АЭС на карстовых землях, что привело уже к дополнительным затратам: более ста миллионов рублей! Отсутствие надежных средств защиты. Возникает вопрос: рентабельны ли атомные? Гуманно ли их строительство без учета стоимости человеческих жизней? А если взять только экономическую сторону, например, при демонтаже. В сентябре 1985 года в США начат демонтаж АЭС Шиппингпорт, мощностью 60 МВт, которая была построена в 1957 и остановлена в 1982 году. Стоимость сооружения данной станции — 121 миллион долларов. Стоимость демонтажа около 100 миллионов долларов. Демонтаж намечено закончить в 1990 году. Так сколько стоит атомная электростанция без энергосберегающих технологий? Сколько затрачивается средств — материальных и людских — при ликвидации аварий? Трудные вопросы, но как жить и работать дальше, не ответив на них?
Вслед за этим Виктор начинает переосмысливать и свои действия во время аварии, в период ликвидации ее последствий, и находит ошибки. Усиливается чувство вины. Порой оно нестерпимо.
Чтобы как-то отвлечься, хватается за книгу, но испытывает при чтении затруднения, память не сохраняет прочитанного. Появляется неуверенность в себе, в своей полноценности и возможности полноценного выполнения любимой работы. Появляется страх потери работы. Страх, что никому не нужен!
Переживания были настолько сильны, что он досрочно уехал домой, надеясь, что в семейном кругу станет легче. Но куда убежишь от себя? Ожидания обманули. Еще более замкнулся, не проявлял никакого интереса к улучшению бытовых условий, хотя все нужно было начинать заново.
В надежде, что на работе быстрее сумеет собраться, выйти из состояния депрессии, 15 января 1987 года приехал на вахту. Спустя неделю попал в поле зрения группы психиатров и психотерапевтов, занимавшихся психоэмоциональной разгрузкой персонала АЭС. Больному было назначено лечение, но никакого эффекта оно не принесло. И тогда его направили в поселок Зеленый Мыс ко мне для решения вопроса о трудоспособности.
Я назначил лечение. Предложил больничный лист, от которого он отказался.
На что жаловался? На ухудшение памяти, вялость, снижение работоспособности, затруднение выполнения привычной работы, на опасения потерять работу, заслуженную на деле должность в самый напряженный период.
Я рекомендовал ему лечение в стационаре. Он сразу согласился, без всяких реакций. Сказал, что ближайшим же автобусом выедет в Киев. Но спустя четыре часа его доставили в хирургический кабинет в полубессознательном состоянии из-за массивной потери крови… Перерезал вены на руках…
Сейчас психическое состояние Виктора тревог не вызывает. И все же…
Я бы разделил психотравмирующую ситуацию в течение года со дня аварии на несколько периодов: шоковый, период напряженной неопределенности, предпусковой и пусковой и период разрешения психотравмирующей ситуации. И все это люди испытали на себе… Противоречивость, неполность, а то и искаженность информации об аварийных событиях, невнимание к судьбам приводило и приводит не к радиофобии, а к депрессиям. Убежден, что исцеление не только в медикаментах и санаториях, но и в правде о Чернобыле. Эти люди вынесли все, именно поэтому лжи они просто не перенесут. Без правды, как бы горька она ни была для непосвященных, спасти людей от боли, вернуть им ощущение жизни как счастья вряд ли удастся.
Похороны дедовой хаты
Генка, вернувшись из школы, привычно направился в комнату деда. Хотел постучать — и не постучал: ни шороха тебе, ни звука. «Может, уснул?» — подумал он и бесшумно приоткрыл дверь. Старик плакал. Генка остолбенел: из осоловевших глаз деда выкатывались крупные мутноватые капли и, попадая в бороздки морщин на щеках, стекали по ним к опущенным уголкам губ. Дед время от времени слизывал слезы и пошевеливал скрюченными пальцами. Героический дед, бывший партизан, разведчик — плакал!
— Ты что, дед? Что случилось? — спросил внук. Старик повернул седую голову.