«Разница между информацией и реальностью, — продолжает рассказ В. Н. Навойчик, — принижение роли специалистов-припятчан, принимавших самое активное участие в ликвидации аварии и ее последствий, били в самую человеческую сердцевину, отнимали последние силы.
Тайком навещали свои квартиры — уютные, но пустые. И словно ждущие… Возвращались еще более подавленные.
Ранило все. Особенно противопоставление прошлого и настоящего, предположение будущего…
Бытовая неустроенность, чрезвычайная жара, высокие уровни радиации в зоне аварии, чрезмерные физические и психические нагрузки, неопределенность и даже одинаковая спецодежда надламывали дух людей, несмотря на внутреннюю установку выстоять, выдюжить. Все мною перечисленное и позволило людям назвать этот период «войной», а события до аварии «довоенными».
Мой хороший знакомый, инженер ЧАЭС, видя страдание своей больной собаки, сменившей место жительства вместе с хозяином, и понимая, что смертельный исход для нее неизбежен, обратился ко мне за медицинской помощью. Я удержал его от этого шага… И не мог сдержать слез, хотя людей было жалко неизмеримо сильнее. Мы все были в одном положении».
Прошло время. Обстановка в зоне нормализовалась. Люди получили квартиры и материальную компенсацию. Но чем компенсировать потери души?
«Интересное явление ностальгия, — вздыхает На-войчик. — Нас оно не только не обошло, но травмирует даже сильнее. Потому что мы знаем: совсем рядом наша земля, наш город, в зоне, за колючей проволокой, где амбарными замками закрыты двери наших уютных квартир. И сколько бы лет ни прошло, не заживут израненные души. И нельзя не попытаться хотя бы понять душу человека, пережившего Чернобыль».
Вернемся же теперь к моему гостю, тоже Валерию, психологу по образованию. И, надеюсь, не перепутаем его профессию с профессией врача-психиатра…
— Приехал я на ЧАЭС. Долго объяснял, что я не врач, что занимаюсь процессами и закономерностями психической деятельности. По-моему, меня так и не поняли. Недоумевали: зачем это надо? Но на работу взяли — в отдел техники безопасности. В отдел так в отдел. Тем более, что разрешили полностью заниматься своим делом. И я начал работать. Встречался с людьми, беседовал, вел записи, изучал ситуации. Моя активность, особенно записи, встревожили начальницу отдела по технике безопасности. Да, на таком отделе женщина, бывшая учительница припятской школы. Причем не имеющая права работать в зоне повышенного излучения из-за фибромы. Какими интересами она руководствовалась, добиваясь разрешения остаться в зоне, не знаю. Но, как видите, несмотря на запрет врачей, оставили. И даже начальником такого отдела, где спрос особый, где должен быть только специалист. Может быть, я отстал: педагогические знания необходимы для безопасности атомной?
Так вот, она запретила мне заниматься психологическими исследованиями. Чем мотивировала? Элементарным: занимайтесь техникой безопасности — вы именно за это получаете деньги. Я стал докапываться до причины запрета. Истинной. Вскоре понял: все работники станции регулярно проходят обследование у врачей-психиатров. Это закон. Есть соответствующий приказ. Любое нарушение психики может стать поводом для увольнения. Правильно, конечно. Но этого и боятся: кому-то нужна машина, кому-то гараж, кому-то пенсия, а кому-то просто нравится получать неплохие деньги. Льгот для работников атомной достаточно. И вполне заслуженно. Другое дело, что большая их часть по-прежнему распределяется между припятчанами-руководителями и их верными слугами. Почему эти люди, ответственные за аварию, до сих пор учат людей безнравственности?
Выполнять запрет я, естественно, не собирался. Даже не подумал. И зря… Недооценивать круговую поруку нельзя. Но меня увлекала моя работа: интерес вызывал не только оперативный персонал, но и технический, ремонтный, руководящий. Мне снова дали попять: не зная броду… Какой брод, когда психологами совсем еще не изучены организация производственных отношений, взаимодействие человека с автоматикой. И еще куча всего… А у меня есть разработки, программы. И даже мечта: психологические лаборатории на всех АЭС, на Чернобыльской — крупнейшие всесторонние исследования!
И тогда меня объявили… психом. Ладно, слухи, подозрительность, проработки и даже собрание коллектива. Послали на медкомиссию, предупредив врачей заранее, что я того… Я обратился с протестом к прокурору. Но разве чужак может что-то там доказать?! Ответа от прокурора так и не дождался. Вопрос встал ребром: или я псих, или увольняюсь здоровым по собственному желанию. Я выбрал второе. И вот мучает совесть…