— Ты что?! — взвизгнула блондиночка.
— Я же сказала, что запишу это на твоем лбу, — странно усмехнулась Валерия.
Девушка вскочила с кровати и опасливо попятилась к дверям.
— Пошутила. Здесь есть записная книжка. Которую ты целыми днями будешь самым тщательным образом изучать. И поскольку делать тебе все равно нечего, я завтра привезу кассеты, которые ты будешь слушать.
— Какие кассеты? — наморщила лобик блондиночка.
— Уроки английского языка. И на всякий случай испанского.
— Еще чего!
— Надо заняться самообразованием, милая. Давно пора. Полгода ты будешь умной, прилежной, послушной девочкой, а потом… Потом посмотрим. — Говоря все это, Валерия достала записную книжку в черном кожаном переплете, на картонной обложке, с внутренней стороны, огромными цифрами записала номер своего телефона. Потом книжку отдала девушке.
— Я не выдержу, — вздохнула та.
— Выдержишь. Куда ты денешься? И если Павел Мошкин все-таки объявится, не пытайся первым делом затащить его в постель. Только когда я тебе это разрешу.
Блондиночка хихикнула. Потом загадочно спросила:
— По-твоему, я полгода должна жить вообще без мужчин?
— Тебе давно пора сделать перерыв. Ну-ну, не скули! Я подумаю над этим вопросом. К сожалению, у меня дела сегодня. Не могу остаться ночевать. А утром надо ехать в больницу к сестре. Поужинай одна. Из дома не высовывайся. Завтра позвоню, ты выйдешь и будешь ждать меня на перекрестке. Займемся делами. Ну, иди сюда, мое светлое будущее! Я тебя поцелую!
Когда блондиночка подошла с некоторой опаской, Валерия обняла ее и чмокнула в гладкую розовую щечку:
— Держись, девочка! И все у нас будет хорошо. Мы ведь делаем все это для нашей семьи. Для тебя, для меня, для него. Чтобы жить всем долго и счастливо, не думая о том, где взять денег на наши маленькие радости. Держись.
…Когда Валерия выходила из дома, девушка, распахнув окно на втором этаже, грустно смотрела ей вслед. Налетел порыв ветра. Высокие тополя старели на глазах, целыми пригоршнями роняя на землю желтые листья. Валерия Летичевская шла, не оборачиваясь. В руках у нее по-прежнему была черная сумочка, и еще… Еще сверток, где лежали фотографии. Этим вечером предстояло как следует поработать.
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
Раздался телефонный звонок. Секунд десять Валерия слушала, как верещит аппарат. Хотя надо было только руку протянуть. Веселый чертик, хихикая, строил рожицы.
— Пошел к черту, — вслух сказала она. Черт, убирайся к черту. И протянула руку к телефонной трубке:
— Да?
— Валерия? Это Саша.
— Саша? Какой… Ах, да! Конечно!
— Как Соня? — поинтересовался он.
— Лучше. Уже лучше. Но, кажется, впала в глубокую депрессию. Лежит, отвернувшись к стене. Со мной, естественно, разговаривать не хочет. Не хотите ее навестить?
— Сегодня?
— А почему бы нет? — «И в самом деле. Почему бы не сегодня? Депрессия — это хорошее состояние. Весы ведь можно качнуть и в другую сторону».
— Во сколько мне подъехать?
— Я как раз собираюсь в больницу. Встретимся там через час.
Она не стала торопиться. Подошла к зеркалу, начала внимательно изучать свое лицо. Загорела, похудела. В общем-то это хорошо, но синие круги под глазами стали заметнее. Если внимательно приглядеться, видны тоненькие морщинки в уголках глаз. Столько переживаний из-за этой девчонки! Но надо сломить ее упрямство.
…В белом халате он ей не нравился. Красивый мужчина, надевающий белый халат — это вызов. Сразу возникают противоречивые чувства: с одной стороны, надо рассказать ему о своих неприятностях, о которых и близким-то людям говорить не хочется, а с другой… — «О чем это я? Он пришел не ко мне».
— Ну как наша больная?
«А ты об этом сегодня уже спрашивал! Надо бы, милый, потихоньку двигаться дальше…»
— Что касается физического состояния, то гораздо лучше. Анатолий Борисович говорит, что Соня идет на поправку. Кости скоро срастутся… Наша беседа состоится там же, где и в прошлый раз?
Валерия очень удивилась, когда в больнице объявился оперуполномоченный. И невольно напряглась. В чем дело?
— У меня есть кое-какая информация. У врача хотел спросить: надо больной об этом знать или не надо?
«О чем?» — вцепилась в него взглядом Валерия.
— Александр Сергеевич, отойдемте в сторонку, — позвал психиатра оперуполномоченный.
Они о чем-то шептались, Валерия места себе не находила. Напряженно прислушивалась, надеясь уловить, о чем идет разговор. «Я думаю, можно», — была последняя фраза, которую сказал молодой врач. Что можно? Принесла же тебя нелегкая! И чего неймется?
Наконец в сопровождении медсестры появилась Соня. Она казалась полусонной и вела себя спокойно. Никакого всплеска эмоций при виде старшей сестры не последовало.
— Здравствуй, Сонечка, — ласково улыбнулась Валерия. — Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю. Я сяду?
— Конечно, конечно, — засуетилась Валерия и схватилась за стул. Словно хотела посадить сестру там же, у порога.
— Или лягу на кушетку? — спросила Соня. — Как хотите.
— Вам уже лучше? — подошел к ней молодой врач.
— А этот? Опять здесь? Зачем? — покосилась Соня на оперуполномоченного.
— У Валентина Сергеевича есть какая-то важная информация, — сладким голоском протянула Валерия.
Соня на это сообщение никак не отреагировала, только обвела глазами присутствующих и наморщила лоб:
— Кого-то не хватает.
Анатолий Борисович сегодня занят.
— Ах, да! Этот старый зануда! — Соня впервые позволила себе хоть какую-то эмоцию. Но потом равнодушно переспросила: — Ну так что? Мне лечь на кушетку?
— Как вам удобнее, — сказал начинающий психотерапевт. — Ну что, приступим?
Соня расположилась на кушетке.
— Задавайте ваши вопросы.
— Начнем, пожалуй, с детства. Соня, с каких лет вы себя помните?
— Пожалуй, лет с пяти. В детском саду я была влюблена в мальчика, которому родители подарили новенький двухколесный велосипед. Мальчику было девять, он жил в нашем дворе. Я любила его целых три года. Но я не уверена. Может быть, мне все это приснилось? Последнее время все воспоминания словно в какой-то дымке. Туман в голове. Я ведь употребляла наркотики. Несколько лет. И то, что происходило между яркими вспышками образов, которые невозможно передать словами… Все это смутно. Я не умею объяснить.
— Валерия Алексеевна?…
— Соня росла болезненной девочкой. Из-за этого она не ходила в детский сад. Вернее, поначалу ее туда отдали. Но потом начались проблемы. Бесконечные болезни, болезни… Я сама ее пару раз водила, прекрасно это помню. Я ведь была уже взрослая. А насчет того мальчика… Да, было. Она из-за этого и не хотела ходить в сад. Он ездил по двору на новеньком двухколесном велосипеде, и вытащить Соню со двора было невозможно.
— Ты помнишь мальчика на велосипеде? — удивилась Соня. — Значит, ты была в моей жизни раньше? Это не сон?
— Милая, помнишь, как ты полезла на дерево и упала? Как раз из-за этого мальчишки. Хотела доказать ему, какая ты храбрая. У тебя на плече остался шрам. На левом плече. Тебе наложили шов.
— Соня! Что с вами? — заволновался врач, увидев реакцию Сони.
— У меня, действительно, есть шрам на левом плече, — успокаиваясь, сказала она. — Но я не лазила ни на какое дерево. Упала с качелей. В детстве я любила прыгать с качелей. Раскачивалась чуть ли не до «солнышка» и спрыгивала. Упала неудачно. На какую-то железку. Слишком далеко улетела. Распорола плечо. Но это было… Да, из-за него. Из-за мальчишки на велосипеде. Но… Какое еще дерево?
— Валерия Алексеевна?
— Соня вообще-то была жуткой трусихой. Не могу себе представить, чтобы любимым ее развлечением было прыгать с качелей, раскрутившись до «солнышка».
— Я была трусихой? Да я никогда ничего не боялась!