— Думаешь, нам надо ссориться? — спросила она, когда Павел полез в холодильник за пепси-колой.
— Тебе-то уж точно не надо со мной ссориться. Хочешь? — протянул он баночку и Соне.
— Почему?
— Потому что ничего твоего здесь нет.
— Это как? — оторопела она.
— Я сейчас. Подожди минутку.
Мошкин ушел, она осталась на кухне одна. Открыла баночку, сделала глоток ледяной колы и невольно поморщилась: гадость! Павел вернулся с железным ящичком в руке. Аккуратно отпер его ключиком, достал какой-то документ. Положил его на кухонный стол.
— Слушай, в доме ничего нет? — нетерпеливо спросила Соня.
— В каком смысле?
— Ну, травки, покурить. Или чего покруче. Согласна на все.
— Смеешься? — пристально посмотрел на нее Мошкин. — Выпивка есть, но до вечера в этом доме не принято употреблять спиртное.
— Понятно. Честный, хороший мальчик. Ну и сколько тебе отвалила за это мама?
— Ты сюда смотри, — Павел ткнул пальцем в бумагу.
— Что это?
— Дарственная на дом.
— А денег ты не мог бы мне одолжить? Баксов сто. На первое время. — И через паузу: — Как ты сказал?
— Этот дом мой.
— Ты шутишь?
— Нет. Не шучу. А это мои банковские карты. Чтоб ты знала. На них большая часть денег. Принадлежавших твоему отчиму, а потом твоей матери.
Она смотрела на железный ящичек, полный сюрпризов. Не собираясь, впрочем, вникать в суть.
— Так как насчет ста баксов? Надо, пойми. Срочно.
— Ты хоть что-нибудь соображаешь? — спросил Павел Мошкин.
— Буду соображать. Но не сейчас. Позже.
— Ты сейчас думаешь — какая же он сволочь! Обманул бедную вдову.
— Ничего я не думаю. Дай денег.
— Но я обещал Ане тебя спасти. Клятву дал перед ее смертью. Я объяснил, что как только деньги попадут тебе в руки, все пойдет по ветру. Я человек бережливый. Хозяйство веду сам. У меня есть девушка, которая изредка приезжает и помогает по дому. Очень хорошая девушка. Это обходится дешевле, чем приходящая домработница. Надо только время от времени с ней спать и кормить обещаниями. Мы с тобой хорошо устроимся.
— Что ты говоришь? Я же только сто долларов прошу! Ничего больше!
— Конечно, твое лечение дорого мне обойдется. Но я обещал Ане. Она мне поверила. За два года она хорошо меня узнала. Вот завещание. Оставшиеся деньги и все, что находится в доме, также принадлежит теперь мне.
— Что-что?
— Твоего здесь нет ничего, — повторил Мошкин.
— А деньги? Есть у меня деньги?
— Нет.
— Даже ста баксов? — жалко улыбнулась она.
— Да. Даже ста долларов.
— Ты шутишь!
— Не шучу. Мне не жалко этих денег, пойми. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Я все буду покупать тебе сам. Потому что обещал Ане. Но денег на руки не дам. Ни копейки. Пока не пойму, что тебе можно доверять. Ты будешь учиться. Не так, как в Англии. По настоящему. Получишь хорошее образование. Я устрою тебя на хорошую работу.
— Работать?! — Она не выдержала и рассмеялась. — Нет, ты все-таки шутишь!
— Не шучу.
— А сам? Сам ты что делаешь?! Учишься?! Работаешь?! Ты вор! Это не твой дом! Не твои деньги! Это все мое, мое, мое!!!
— Посмотри эти бумаги, — спокойно сказал Мошкин. — Нет, в руки не дам. Ты ничего не соображаешь сейчас.
— Банковские карты? А наличные? — Она видела теперь только железный ящичек. И заветный ключик.
— На наркотики ты не получишь ни копейки, — твердо сказал Павел Мошкин. — Тебе сейчас надо принять ванну, отоспаться.
— Ты всерьез думаешь, что я смогу сейчас уснуть?!
— Надо бороться, Соня. Все. Та жизнь кончилась.
— Нет. Не верю. Я тебе не верю.
— Да.
— Ты… мерзавец! Подлец! Ты хотя бы понимаешь, что со мной творится?!
— Хочешь, я вызову врача?
— Врача?! Себе вызови!
— Соня…
— Тебе самому сейчас понадобится врач…
Она огляделась в поисках предмета, который бы мог… На глаза попался железный топорик для рубки мяса. На вид тяжеленький. Схватила его. Мошкин испуганно попятился:
— Соня! Ты что? Соня!!
Силы у нее в этот момент были просто нечеловеческие. Большие белые крылья манили издалека. Она изо всей силы рубанула его топориком по голове. Павел Мошкин стоял между нею и большими белыми крыльями. Загораживал дорогу в ее сказку. Она не хотела другой. Она хотела эту. Когда тот упал, первое, что сделала, кинулась к железному ящичку. Какая жалость! Там не было наличных! Документы она скомкала, положила в пепельницу и подожгла. Банковские карты сунула в карман джинсов. И спохватилась: а труп? Надо его спрятать! Куда? Закопать! Принесла из кладовки одеяло, положила на него Мошкина и выволокла наружу. К счастью, он был тщедушен, ростом невысок, и Соня легко с этим справилась. Потом попыталась навести в кухне порядок. Первым делом отмыла топорик, потом протерла пол в кухне. Быстрее, быстрее… Вытряхнула пепельницу. Нет никакой дарственной. Никакого завещания. Покончить со всем этим и заняться поиском наличных. Прибравшись на кухне, выскочила из дома. Заметила сарай и подумала, что там может быть лопата. Пока бежала туда, на глаза попался мамин цветник. Бордовые розы смотрели на нее с удивлением:
«Соня, Соня, что ты делаешь?»
Когда брала лопату из сарая, машинально достала из кармана банковские карты Мошкина и сунула между досок. Видимо, на участке собирались возводить что-то еще, и стройматериала в сарае хватало. Пахло древесными опилками, сосновой смолой. «Потом возьму», — решила Соня.
Закончила работу и воткнула лопату в землю. Вот и все. Теперь все ее. И дом, и банковские карты, и деньги, которые лежат в этом доме. Нет никакого Мошкина. Не было никогда. Он не существовал. Никто его не найдет. Словно одержимая Соня избавлялась от Мошкина. От него самого, от его присутствия в доме…
Потом она перерыла весь дом в поисках денег. Найдя стодолларовую купюру, кинулась решать главную свою проблему. Думала, что вечером возьмет банковские карты и поедет в Москву, снимать деньги со счета.
Потом была черная машина на шоссе, удар. И кошмар, в который верилось с трудом. Она не сразу вспомнила, что натворила. И только когда услышала, что Мошкина ищут, сообразила: она же убийца! И мотив налицо. Наследство. Но у той, другой, Сони Летичевской не было никакого мотива. Она-то никого не убивала! Говорят, что сбежала из дома два года назад, была в борделе.
Этот план пришел в голову, когда Соня, покинув больницу, пришла в мамин дом за одеждой и за спрятанными в сарае банковскими картами. Она поняла: в доме живет самозванка. Валерия кем-то ее заменила. Валерия ничего не знает об уплывшем из рук наследстве. Как все это кстати! Она уже начала догадываться, что сестра не в себе. Лежала под кроватью в комнате Мошкина, подслушивала разговор, и все больше в этом убеждалась.
А когда прокралась в двери и, чуть приоткрыв ее, увидела в руках у сестры бронзовый подсвечник, мысленно ее подбодрила:
— Ну же! Ну!
Подсвечник Валерия поставила на место. Проводив ее, самозванка вернулась в спальню, зевнув, посмотрела в зеркало и сказала:
— Эта сумасшедшая меня когда-нибудь убьет! Точно! — И вновь растянулась на кровати. Соня подождала некоторое время. Потом осторожно спустилась вниз. Прошлась по дому. Надо было взять вещи и уйти. Взять вещи и… Но в спальне на втором этаже спала девушка, которая выдавала себя за Соню Летичевскую. «Кто ел из моей чашки?»
Соня никак не могла успокоиться. Она нашла джинсы, рубашку, но отчего-то медлила. В голове всплыла фраза: «Эта сумасшедшая меня когда-нибудь убьет. Точно!» Эта дрянь спит на маминой кровати! А ведь если милиция за блондиночку возьмется как следует, та во всем признается! В том, что никакая не Соня Летичевская. И тогда примутся искать настоящую. Валерия-то права! Соня должна умереть. Та Соня. А эта, с новым паспортом, чистенькая и пушистенькая, начнет новую жизнь. С деньгами Паши Мошкина.