— Что ты рассказывала?! Что?! Ты же никогда раньше меня не видела! В жизни не видела! Она рассказывала!
А капитан сидит, как сыч. Словно воды в рот набрал. Она тараторит просто без умолку, эта Алексеевна. Натура такая. А этот сидит. Наконец, очнулся, промямлил:
— Э-э-э… Вы Софья Алексеевна Летичевская?
— Да.
— Помните это?
— Прекрасно!
— Семьдесят восьмого года рождения…
— Девятого.
— Что?
— Семьдесят девятого. Вы что-то путаете.
«Сыч» уставился на Алексеевну. Мол, как же так?
«Что, тетка, попалась?»
— Моя сестра еще не окрепла. Три дня назад у нее началась наркотическая ломка. Ну, вы меня понимаете. Потом приводили в чувство, влили тонну лекарств. Она еще не вполне…
— У меня в сумочке был паспорт. Кстати, где моя сумочка?
— Вот. Пожалуйста.
«Сестра» протягивает черную сумочку. Надо бы взять ее и открыть. Но как взять? Как открыть? Гипс мешает.
— Минутку, — останавливает Алексеевну «сыч». — Соня, вы узнаете эту сумочку?
— Ну конечно! В ней мои документы. Паспорта.
— Так. Открывайте, Валерия Алексеевна.
Щелк. Появляется паспорт. Вот сейчас наступит момент истины. Самозванку — долой!
— Это ваш паспорт, Софья Алексеевна?
— Ну да.
Не очень уверенно. А чем они отличаются один от другого, эти паспорта? Разве что корочками. На ее, Сонином, была как раз такая обложка. Красного цвета с косыми полосками. Серыми и черными. Золотые буквы наполовину стерлись. А еще она неряха. Рассыпанная по сумочке косметика причиняет массу неудобств. Помада вечно открывается и пачкает вещи, лак для ногтей иногда проливается. У этого паспорта правый верхний угол испачкан синим лаком. С блестками. Корочки похожи, потому и протянула не слишком уверенно:
— Ну да…
Он открыл паспорт, зачитал вслух:
— Летичевская Софья Алексеевна, русская, дата рождения десятое ноль шестое тысяча девятьсот семьдесят восьмого, место рождения…
— Что-что?! Ну-ка, дайте сюда!
— Осторожно, Соня! Руки! Дай, я подержу.
Алексеевна подносит паспорт. Да, все так. «Сыч»-то грамотный, читать умеет! Летичевская Софья Алексеевна семьдесят восьмого года рождения, это, оказывается, она! Потому что в паспорте ее фотография! Но место рождения! И где выдан! И кем!
— Какая чушь!
— Это ваш паспорт, Софья Алексеевна?
— Я… Не знаю…
— То есть как?
— Я прекрасно помню, как фотографировалась на паспорт. Это было еще до того как… Я и сама теперь не знаю, до чего. На этой фотографии мне всего шестнадцать. Должно быть шестнадцать…
— Сонечка, так оно и было, — щебечет Алексеевна. — Ты исчезла из дома, оставив все документы. Просто исчезла. И когда фотографировалась на паспорт, тебе действительно было шестнадцать…
— Да замолчи ты! Замолчи! Вы! Скажите, чтобы она замолчала!
— Софья Алексеевна, может, отложим этот разговор? Вам надо успокоиться, — говорит «сыч». И как смотрит! Как смотрит!
— Это не может быть мой паспорт! Я не помню серию и номер. А может быть, помню? Постойте-ка! Нет…
— Но это вы?
— Да. Я. Ничего не понимаю.
— Как вы себя чувствуете?
— Вообще-то не очень. Но мне же не могло все это присниться! Мое детство, юность, мама, отец… Хотя отца я почти не помню… отчима. Нет, голова болит. Что со мной такое?
— Может, вам вызвать врача?
— Да. Мне нужен врач. Это похоже на дурной сон. Я хочу проснуться, наконец.
— Хорошо. Я поговорю с вашей сестрой, а к вам заеду позже. Денька эдак через… — И «сыч» поднимается со стула.
— Нет!
— Что такое?
— Не оставляйте меня с ней! Не оставляйте! Я ее боюсь!
— Сонечка, что с тобой?
— Нет! Я тебе не Сонечка! Я тебя ненавижу! Ненавижу!
В палату вбегает главврач, за ним испуганная медсестра и санитарка. Тетя Тоня.
— Что за крики, что случилось?
— Анатолий Борисович, сделайте что-нибудь с ней! Ольга Петровна! Тетя Тоня! Вы же видите, как ей плохо!
Эта стерва уже знает всех по именам! Весь персонал больницы! Змея!
— Я не хочу здесь лежать! Не хочу глотать этот бульон! Не хочу слушать про чужую жизнь! Понимаете вы?! Чужую! Я требую, чтобы вмешалась милиция! Вы должны меня защитить! Я требую!
— Истерика. — Анатолий Борисович краток. — Быстро. Успокоительное.
— Нет!
— Если будешь сопротивляться, вызовем санитаров из психушки! Поняла? Спасибо скажи своей сестре! Другая бросила бы тебя, и живи дальше, как знаешь!
— Анатолий Борисович, не надо, — всхлипывает Алексеевна. — Прошу вас…
— Что не надо? Кто виноват в том, что с ней случилось, с вашей Соней? Кто ее заставлял наркотики принимать? Все они такие. Без тормозов. Учиться не хотят, работать тоже. Праздника они хотят, причем вечного. Внушаешь им с детства, внушаешь… Уверен — отпусти, и все по новой.
— Да что вы про меня знаете?! Про мою жизнь?!
— Вся твоя жизнь у тебя на руках нарисована. Твое счастье, что анализы в порядке. Не докатилась еще. Иначе вышвырнул бы тебя, ни за какие деньги лечить не стал. Что же вы со своей жизнью делаете? Чего не хватает? Три дня, а все то же! Сопли, слюни.
— Колите.
— Что?
— Что хотите. Я докажу. Я вам всем докажу. А ее все равно ненавижу.
— Э-э-э… Как вы можете ненавидеть эту женщину, если по вашим же словам никогда ее раньше не видели? За что можно так ненавидеть?
«Ах ты «сыч»! Что, Алексеевна, насвистела уже?»
— Пошли бы вы все… — Устало откидывается на подушки. Все. Силы кончились.
— Ладно, на сегодня хватит, — подводит итог главврач. — Пусть успокоится и поспит. А мне надо поговорить с вами, Валерия Алексеевна. Все гораздо серьезнее, чем я предполагал.
«Сестра» кладет паспорт обратно в черную сумочку, щелкает замочком. Соня уверена только в одном: это ее сумочка. Сумочку помнит, а вот все остальное — смутно. В руках у медсестры шприц. Сейчас уколет, и придет сон. Во сне возвращаются силы.
За все надо платить. Кто это сказал? Да какая разница! Тот счет, что выписан ей, Соне Летичевской, просто огромен. Даже подумать об этом страшно. Лучше уснуть. «Сыч» пятится из палаты, следом за ним выходит Алексеевна. Главврач задерживается, вполголоса дает какие-то указания медсестре. Соне уже все равно. Она устала.
ПРОСТАК
Где же взять деньги? На сегодняшний момент это главная проблема. Перевод придет нескоро. Сняла однокомнатную квартирку в пригороде Москвы, поближе к больнице, отдала за месяц сто пятьдесят долларов. Это еще по-божески! Двести раздала в больнице. А нарколог? Сто долларов надо бы сунуть ему. К тем деньгам, что уже заплатила. Ничто не обходится так дорого, как здоровье, лучше не болеть вообще. Но в данной ситуации деваться некуда. Ко всему прочему Соне нужны витамины. Фрукты, овощи, соки. Все должны видеть, как о ней заботится старшая сестра. В первую очередь оперуполномоченный. С ним просто повезло. Молчалив, застенчив, хороший семьянин. Имеет дочь на выданье. Сонину ровесницу.
— Валерия Алексеевна, вы просто святая! — Сказано с чувством.
— Да что вы, Валентин Сергеевич, какие пустяки! Это мой долг.
Они только что покинули палату, где засыпает Соня. В руках у Валерии черная сумочка, от которой надо избавиться поскорее. С прошлой жизнью Сони Летичевской должно быть покончено.
— Я бы хотел с вами поговорить, Валерия Алексеевна. Э-э-э… Есть некоторые моменты…
— Одну минутку.
Из палаты выходит главврач. Как кстати! Кидается к нему:
— Анатолий Борисович! Лицо у того расстроенное. — Вы хотели со мной поговорить. Это серьезно? С Соней?
— Я сам не понимаю. Травма головы не настолько серьезная. Небольшое сотрясение мозга. Надо бы сделать сканирование, тогда, быть может, что-то прояснится. Она упорно не хочет признавать вас своей сестрой. И отрицает все, что вы про нее рассказываете.