Нет уж, господа, вы остаетесь охранять Серегу, а я отправляюсь в гости к Мадьяру. Если сильно тряхнет — знайте, это я постучалась.
Они еще не успевают опомнится, когда я уже выхожу из лазарета. Вика по прежнему сидит у меня на плече, и лишь за дверью я осознаю, что она со мной.
— Ну что, зверушка? — спрашиваю я, — И ты будешь играть в супермена? То есть, в супербелку… Тоже хочешь со мной?
И Вика отвечает, но не словом, а делом. Она срывается с моего плеча, и в два прыжка оказывается на пролет выше. Дескать, не только с тобой пойду, но и вперед тебя умчусь… Эх, белка ты белка… Но мы еще посмотрим, кто будет впереди!
На моих губах играет улыбка, мощным рывком я бросаю свое тело вверх по лестнице, рассчитывая перескочить сразу через пяток ступеней… Да чего уж там, сразу через весь пролет. Взмываю в воздух, но тут же приземлясь на ноги без привычной упругости, едва не вывихнув лодыжку. Черт! Я же в бункере, здесь нет радиации! А значит, сейчас я не бегун.
Вика смотрит на меня своими черными глазами-бусинками, сливающимися по цвету с ее шерсткой. Сочувствует? Наверное. Она помнит меня другой, раскидывающей в Безмолвии десятки ее соплеменников.
Интересно, смогла бы я жить здесь? Отказаться от мира Черного Безмолвия, и нырнуть под землю? Жить с обычными людьми? Может нам с Колей стоит плюнуть на все, и отправиться в другой город? Приехать туда под видом обычных людей, и попросить пристанища в одном из тамошних бункеров — должны же они быть у них, в конце-то концов! Жить там, где никто не будет знать о моем прошлом, о десятках покойников, о крови, в которой мои руки замараны по локоть… Жить человеком…
И тут же в моей голове возникает образ белого волка, льстиво заглядывающего в глаза вожака волчьей стаи. Обычной стаи копытных волков. Я представила это гордое животное, во взгляде которого читается знаменитое: «Подайте на домики для бездомных поросят…», и сплюнула. Бред какой-то!
Вика вновь запрыгивает на мое плечо… Кажется, она со мной согласна.
Дверь VIP-палаты я открываю пинком ноги, заставив подпрыгнуть лежащего на кровати Сырецкого. Водка у него, как я вижу, уже кончилась…
— Петр Михайлович, — без вступления говорю я, — Мне нужен полноприводной фургон в отличном состоянии, и двадцатикилотонная «Невеста» с дистанционным детонатором.
— Ты что, очумела?! — удивленно вскидывает брови шеф завода.
— Да. — честно сознаюсь я.
— На хрена?!
— Еду в гости. А «Невеста» будет подарком. Реально подключить к детонатору дистанционный беспроводной запал, чтобы сработал метров на сто?
— Вроде реально… Только источник питания к нему приделать помощнее, чтобы пробился через магнитные поля. Фонить эта штука будет, что кусок урана.
— Плевать. — говорю я, и оскаливаю зубы в недоброй улыбке. — Меня излучением не испугаешь. Сильнее буду.
Спустя полтора часа покрикиваний на электронщиков, ядерщиков и парней из «оружейки», я выезжаю из завода, который, наконец, перестает гудеть как растревоженный улей. Праздник окончился быстро, и знаю, что было тому виной — то ли новости, принесенные мною, то ли радиация, загнавшая людей обратно в бункеры. Может там они еще и отмечают победу над отрядом Мадьяра, черт их знает… Этих людей.
Вика едет со мной, гордо восседая на пассажирском сиденье, и, периодически, впрыгивая то мне на плечо, то на панель приборов, чтобы рассмотреть, что там, впереди… Думаю, что впереди мы с ней видим одно и тоже. Пустоту и неизвестность.
Глава 10
До нужной мне точки пятьдесят восемь километров с маленьким гаком. Но то по карте… Задолго до войны я бывала в тех краях, ставших теперь абсолютно неузнаваемыми. Неподалеку текла речка Обь, покрывшаяся теперь льдом и снегом так, что угадать, где проходит ее русло практически невозможно, вокруг расстилалась тайга, подступавшая к Новосибирску… Друзья рассказывали мне, что здесь, в более чем полусотне километров от города, уже можно было встретить даже лосей, не говоря уже о глухарях, токовавших во всю глотку в брачный период. Я же любила ездить в Мошковский район за грибочками… Теперь грибочки можно найти только под многометровым слоем черного снега — оттуда их выковыривают мыши и прочая подснежная живность.
Пятьдесят восемь километров на хорошем, мощном грузовике. В довоенные годы это заняло бы час. Теперь, если повезет, доберусь чуть меньше, чем за день. Когда-то давно читала у Кинга великолепный рассказ «Короткий путь для миссис Тодд», о женщине, всегда искавшей короткую дорогу. Она наглядно демонстрировала, что если ехать от одного города до другого по шоссе, то этот путь занимает 113 километров — приходится делать крюк, следуя за изгибом дороги. А если ехать по прямой, так, как летают птицы, то путь уложится в какие-то 60 километров. Поэтому она всегда искала короткие пути, понемногу сокращая расстояние до 80, 70, 60 километров… Но достигнув минимума она не остановилась, продолжив искать еще более короткий путь. Поэтому спустя несколько недель после поездки из одного города в другой на ее спидометре красовалось число 55, затем 50… Друзья не понимали, как можно срезать путь короче самого короткого, а она же просто улыбалась в ответ на все их расспросы.
Итогом стал путь всего в два километра вместо шестидесяти! Она нашла самую короткую дорогу, проходящую через иной мир. И этот мир понравился ей больше нашего, пусть и был полон опасностей и жутких существ, напоминающих… Напоминающих живность Черного Безмолвия. Интересно, попадались ли миссис Тодд аморфы… Нет, вопрос нужно сформулировать иначе: знали ли Кинг о том, что когда-нибудь его миры, созданные в книгах, станут реальностью? Попадались ли ему аморфы? Ему, и другим величайшим писателям прошлого, предвидевших будущее. Теперь уже не спросишь. А ведь интересно…
Но мне светит проехать не коротким путем, а, как раз наоборот, более длинным. Мир фрактален, и Черное Безмолвие блестяще нам это доказало. Если измерить расстояние между точками А и Б по снимку из космоса, то мы получим, скажем, десять километров. Если измерить этот же отрезок, но уже с вертолета, способного рассмотреть такие детали, как сопки, холмы и т. д., которые придется огибать на пути, то длина изменится в большую сторону. Пусть будет двенадцать… А затем сумасшедший бегун, вроде меня, решит проверить правильность измерений, и пройдет этот путь пешком, прихватив с собой шагомер. Он получит еще большее значение, скажем в пятнадцать километров, так как ему предстоит передвигаться еще по более сложной траектории, подниматься на незаметные кочки, и спускаться с них, а это тоже внесет свою лепту в измерение.
Ну и, наконец, пусть этот путь проползет муравей, которому придется взбираться на каждую песчинку, на каждую пылинку или снежинку… бедняга проползет километров двадцать, не меньше! Мир фрактален! Он состоит из бесконечного множества мелких частиц. А Черное Безмолвие — это громадный фрактал, расползшийся на весь мир. Так что, если по карте мне светит шестьдесят километров, то в реальности, если я вообще смогу туда добраться в одиночку — все сто. Фрактальность неизлечима — в Безмолвии нельзя доверять ничему, особенно расстоянию.
Я в пути уже больше двух часов — медленно плетусь на своем «ЗИЛу» по снежным наносам, время от времени попадая в полосы жуткого гололеда — здесь снег растаял после одного из взрывов, и громадный каток еще не успело занести свежей черной трухой. Впрочем, не смотря на то, что по «каткам» мой драндулет ведет так, словно в его радиаторе залита не вода, а спирт, ехать по ним не в пример удобнее, чем по обычным снежным завалам. Колеса буксуют, не смотря на намотанные на них цепи, которые, кстати, все равно не продержатся больше половины пути… Кажется, грузовик намеревается закопаться в снегу…
Громкий стук, раздающийся из фургона, выводит меня из размышлений. От неожиданности я вздрагиваю, и резко давлю на тормоз, Вика, видя мою реакцию, шипит и скалит зубы, готовая защищать свою хозяйку… Я еще могу понять, что в кузове могло что-то отвалиться, и теперь бренчать по стенам, но этот стук не естественного происхождения — он упорядочен. Кто-то находится в фургоне…