Иван Петрович увидел и людей. Они ходили по деревне, собирались кучками, что-то обсуждали. Еще немного мохнатые малыши носились стремглав, как и все дети. В одной из хижин сидела усталая старуха с младенцем на руках. Она, видимо, пыталась его убаюкать и пела песню. Открытый ее рот с кривыми зубами был неприятен, а близость младенца вносила еще и тревожное чувство. Сердце Ивана Петровича учащенно забилось, и он протянул руку, чтобы вырвать ребенка из рук старого чудища. Но на полдороге Иван Петрович остановился и смущенно посмотрел на Колю извиняющимся взглядом.
— Не беспокойся, отец, все будет хорошо, он вырастет и будет хорошим воином и охотником. Охотников давно не было… — продолжал Коля, — а вот отца того малыша, которого ты видел, вчера лев разорвал. Так что он теперь без отца. У нас в саду у Павлика отца в Афганистане убило, так что он теперь тоже без отца, как и Ион.
— Кто такой Ион?
— А этот малыш, что без отца остался.
Колька прижался к отцу и погладил его по руке.
«Бред какой-то», — Иван Петрович встряхнул головой и опять посмотрел на Колькины каракули. Он увидел, что из леса вышла группа охотников. Они устало брели уже по деревне. У одного за плечами было что-то похожее на козу, в руках другого был заяц.
«Так мало на всю деревню, а ведь детей сколько. Не хватит им, бедолагам», — Иван Петрович оглянулся на холодильник, где лежало три килограмма мяса и три пачки молока.
Коля понял его жест.
— Пока не получится, папа. Не пробуй.
Отец отвернулся от холодильника. Колька защебетал снова:
— Так что сейчас они разделят пищу, перессорятся все, накричат на старейшину, ночью будут воровать друг у друга мясо. Так у них всегда бывает. Это племя у них самое отсталое. А вот другое — там не так, там все по порядку, организованно. У них воспитатель есть, он все знает и учит их. Он с неба к ним прилетел, вот научит и улетит снова… Потом прилетит и проверит, что к чему. Он уже несколько раз учил, а они все забывают и забывают. Он их и работать научил, чтобы не теряли знания, у них и мы научились. И Сашка умеет, и Маринка…
— Какой Сашка, какая Маринка? — сорвался Иван Петрович. — Ты что, заболел? Ты что за чушь несешь? Какие пещеры? Какие деревни? Какие учителя-пришельцы? Бред это, бред! Воображение, и не больше! Ты болен, Коля. Надо врача позвать.
— Не надо врача. Пришельцы есть.
— Какие же они? Расскажи.
— Я не знаю какие, но они есть, они их, а значит, и нас научили. Потому что то, что знают они, знаем и мы.
— И как же они вас научили? — отец почувствовал тут слабину и приготовился поймать на этом Кольку.
— Что же ты никак не поймешь! Они научили их, то есть нас. Я проснулся три дня назад и давай рисовать. Сашка с Маринкой тоже. Воспитательница по рисованию тоже сначала ругалась, а потом поняла, но не все. А ведь изолинией можно объединить много образов.
— Что, что?
— Изолинией можно объединить много образов. А если их три, этих линий, наложить и свести координаты каждой их точки, то получим трехмерное изображение, то есть объемное. А если еще время замешать, то все будет еще и двигаться. Вообще-то, отец, объемные рисунки — это не фокус. В Ленинграде, в здании Академии наук, по-моему, такие рисунки есть. Но вот время они замешивать не умели, ни свое, ни прошедшее, ни будущее. Все было в статике.
Иван Петрович плюхнулся на стул и с нескрываемой тревогой смотрел на Кольку. Тот как ни в чем не бывало подошел к буфету и вытащил любимую конфету. С независимым видом он раскрутил бумажку, сунул конфету в рот и пошел в большую комнату.
— Стой, — хрипло приказал отец и для убедительности стукнул по столу рукой. — Стой. И отвечай. Где остальные рисунки?
— В саду.
— Их там никто не порвал?
— Нет, мы их на стенки прилепили одну к другой, чтобы весь холм был виден.
— Какой еще холм?
— На котором живут лохматые люди.
— Так. А кто видел эти рисунки?
— Все.
— Кто все.
— Все ребята нашего детсада. Даже самые маленькие сразу своих однолеток признали и давай с ними играть. А те все кусали, даже игрушки. Думали, наверное, что им опять поесть принесли.
— Вот видишь, вы им игрушки давали. А мне сказал, что я им ничего дать не могу, когда в холодильник хотел полезть. — Иван Петрович даже чуть обиделся.
— Так ведь это мы — дети с детьми, а с тобой смогут только взрослые — это раз. И то не все — это два.
— Вот что, Колька, беги-ка ты за воспитательницей и прямо в сад. Я за тобой. Картинку я твою сам принесу.