– Потому что, ему не приятно это вспоминать это!
Смирнов смерил меня уничтожающим взглядом.
– Я устал убеждать тебя. Слишком поздно. Ты пропитана им, как наркоманка. Он убьет тебя, когда ты ему наскучишь…
– Пошел вон, – угрожающе прошипела я.
– Не могу понять одного, – как ни в чем не бывало, продолжал Смирнов, – почему он скрывает, что Мазурин жив?
– Я сказала, убирайся.
Майор глянул на меня своими яркими голубыми глазами, и вышел за дверь. Я тщательно заперла все замки, пошла ванную, скинула халат, забралась в воду и только тогда позволила себе расплакаться.
36
Я вслушивалась в ночную тишину. Даже Юлькиного дыхания слышно не было. За окном хлопьями кружил снег. Я сидела в кресле посередине кромешной темноты и смотрела в окно. Белое на черном. Это мимолетная красота завораживала.
Ложится без Олега не хотелось. Но чем дольше я ждала, тем больше мне казалось, что он не придет. Жуткая тоска воцарилась в моей душе. Сомнения, что зародил во мне Смирнов, сделали свое дело. Я не могла сомкнуть глаз, картина убийства Остроухова преследовала меня. И эти глаза, в прорезях маски, полные мрачного торжества. Мурашки по коже. Неудивительно, что я сбежала. Олег выглядел устрашюще.
« Я и тебя хотел тогда убить» – сказал Олег в лодке.
Кто он? Говорил Теряев это серьезно, ил просто пытался меня оттолкнуть? Напугать?
Холодная рука легла мне на плечо. Я вздрогнула и оглянулась.
Теряев стоял рядом, в темноте. В его волосах еще таяли снежинки.
– Не спишь, – прошептал он.
Я поспешно подалась навстречу мужу, и прижалась к нему, изгоняя сомнения.
– Я соскучилась…
Олег поцеловал мою макушку, потом лоб и веки, губы…
– Я тоже, – выдохнул он.
Мне не терпелось согреться в его руках и забыть этот жуткий день.
Олег был рядом. Мы лежали в моей постели, как обычно, крепко обнявшись. Рука Теряева опоясывала мою талию, а я неутомимо переплетала наши пальцы, судорожно игнорируя тревожные мысли… Получалось у меня плохо…
– Ты сегодня кого-то убил? – взглянув на сбитые костяшки, замирая в душе, спросила я, замирая от ужаса в душе.
Олег молчал. Спит? Не хочет говорить?
– У меня был Смирнов… – продолжила я.
– Да… я знаю, – вдруг ответил Олег.
– Знаешь?
– Неужели ты думала, что я оставлю тебя одну?
Я закусила губу. Стало обидно. Он не хочет говорить. Значит Смирнов прав. Это Олег убил прокурора… Я снова переплела наши пальцы, прислушиваясь к его дыханию.
– Как ты познакомился с Андреем Мазуриным?
Теряев тяжело вздохнул.
– Не хочешь говорить?
– Мы с ним пересеклись в первый раз на призывном пункте, он все твердил, как его предки обозлятся, если узнают, что он ушел без их ведома… Мы с ним быстро сошлись.... Потом его отправили в Волгоград, а меня в Молькино, это в Краснодарском крае… Потом я попал во Владивосток… там была, типа секретная база, или что-то вроде того. Мы даже не знали что охраняем, и что перевозим. Но я узнал… чисто случайно… произошла авария. Короче, после больницы я вызвался добровольцем на Кавказ. Снова встретился с Андреем там… Мы оказались вместе в одном спецподразделении… Потом в Абхазию приехали. Я как-то раз, напился, и рассказал ему о своих приключениях во Владике. Мне говорили, что среди нас есть «крот», на на Андрюху я никогда подумать не мог. Как-то ночью смотрю, он по-тихому из лагеря уходит. Я за ним. Тут черти начали палить. А он им машет, мол «Свои!», – Олег замолчал, я его не торопила, – Ребята, которые на подмогу пришли, погибли. Почти все. У нас под носом их лагерь оказался… Мазурин шел к ним. Я говорю, зачем шел? Он молчит. Стал бить его. Он меня. Когда я пришел в себя, Андрей лежал. Лицо – кровавое месиво, угрожающая вмятина на лбу. Я думал, что проломил ему череп.
Я вслушивалась в его слова, в тайне жалея, что затеяла этот разговор. Но Олега теперь не остановить.
– Потом по мне стрелять стали. Я пытался бежать, туда, где Андрей остался, кто-то бросил гранату… ели ноги унес… а друга бросил умирать. Вернулся в часть. Они не знали, под трибунал меня или наградить… но не успели. Пришла телеграмма от юриста родителей. Я похоронил их, потом отыскал Мазуриных… Андрея хоронили в закрытом гробу. Тогда я увидел Иру впервые…
Его боль оказалась оголенной и пульсирующей. Я не узнавала этот голос. Мне хотелось, чтобы он замолчал.