Я медленно повернулась и подняла на него глаза. Это был Теряев.
– Вы можете меня отпустить… – промямлила я, проваливаясь куда-то в пучину его глаз.
Олег Павлович кивнул, и медленно опустил руку, которой сжимал мою талию, впрочем, все еще поддерживая мою руку.
Меня била нервная дрожь, кожа горела от его прикосновений… а мои ноги. Господи! Мои ноги!
Я вдруг поняла, что Теряев почти полностью держал меня, потому что мои колени подогнулись, а яркие круги перед глазами сменились чернотой. Эх, надо было позавтракать!
– Она выглядит истощенной, – услышала я голос Ларисы Николаевны, – надеюсь она не беременна…
Ответа не последовало.
– По-вашему, ей стоит это доверить? – вновь обратилась Лариса Николаевна в пустоту.
– А у вас в запасе есть еще обозреватели светской хроники? – голос собеседника главного редактора мог принадлежать только одному человеку.
Я лежала в полумраке какой-то комнаты, судя по всему – кабинета Ларисы Николаевны, кажется на диване, том самом, что стоял в дальнем углу, обтянутый кожей. Чувствовала я себя лучше, но шевелиться не хотелось…
– Нет… но она ведь только пришла.... – опомнилась Лариса Николаевна.
– Ничего. Научиться, – усмехнулся Теряев, – Александра? Вам лучше?
Как давно он понял, что я пришла в себя?
Дверь в кабинет с грохотом распахнулась в тот момент, когда я приоткрыла веки.
– Где она?! С ней все в порядке?!
Я дернулась от громкого крика и медленно приподнялась на локтях.
В кабинет, с мелкой склянкой наперевес, ворвался Димка.
– Со мной все хорошо, – жалко отозвалась я.
Я даже сама себе не поверила.
Димка угрюмо глянул на Теряева и метнулся ко мне.
– Ты точно в порядке? Жутко выглядишь… – он присел рядом со мной на диван, – Неудачный день, да?
Я слабо улыбнулась в ответ на его улыбку, вдруг отметив, что комната начала покачиваться.
– Я надеюсь, ты выпила успокоительного, после того, что случилось? Или хотя бы поела?
Я глупо смотрела на его рот, который издавал какие-то звуки, но смысл сказанного ускальзывал от меня.
Внимательно заглянув мне в лицо, Димка откупорил свою склянку и сунул мне ее под нос. Отвратительный запах вернул миру краски, а звукам – ясность.
– Фу! Что это такое?! – выдохнула я.
– Нашатырь.
– Лариса Николаевна, пусть принесут крепкий сладкий чай, – сказал Теряев.
Редакторша поспешно покинула комнату, кидая на меня красноречивые взгляды.
Дима и Олег Павлович смотрели на меня так пристально, что мне вдруг стало так неловко…
Теряев сел рядом со мной с другой стороны от Димки и осторожно спросил:
– А что произошло? – обращаясь к Диме.
Я удивленно взглянула на Теряева. Да какая ему разница?!
– На утренней пробежке, Сашу едва не сбила машина!
Я кинула на Диму красноречивый взгляд, желая, чтобы он замолчал, но тот, его к сожалению не заметил. Меньше всего мне хотелось, чтобы Теряев знал хоть какие-то подробности из моей жизни. Перед ним я себя чувствовала жутко уязвимой…
Олег Павлович, словно услышав мои мысли, обворожительно улыбнулся, и произнес:
– Саша бегала по проезжей части?
Он считает меня такой дурой?
– Нет, мы бегали в парке…
Дима специально сделал ударение на слове «мы»?
– Действительно странно, – протянул Терев, взглянув на меня, – машина заахала в парк?
– Да, – увлеченно закивал Дима, – а когда увидел, что не задел ее, хотел вернуться… но…
Я больше не пыталась остановить фотографа. Он сам себя загнал в ловушку.
– Но, что? – отметив замешательство собеседника, Теряев весь подобрался.
– Но заметив нас с сестрой, он уехал, – произнес Дима и грустно на меня взглянул.
Я с трудом скрыла усмешку, и произнесла.
– На самом деле большой вопрос, по какой причине он уехал.... сомневаюсь, что он возвращался, чтобы переехать меня еще раз, – я усмехнулась, специально, чтобы разрядить обстановку.
Вернулась Лариса Николаевна и протянула мне чашку с дымящимся чаем.
– Утренние пробежки? Похвально… – протянул Теряев.
Я неловко поерзала под его пристальным взглядом. Мне не терпелось сбежать отсюда.
Воцарилась гробовая тишина. Мне было слышно, как тикают часы на противоположной стене. Я пила чай, пока Димка сверлил взглядом Теряева, а тот в свою очередь переглядывался с Ларисой Николаевной.