Наконец организм побеждает душевное смятение и погружается в поверхностный и неглубокий, но всё-таки сон. Правда, ненадолго. Только мрачная действительность сливается с чернотой сна, как раздаётся лязг металла. Ключи, замок, дверь.
Кто-то заходит, и дверь с грохотом закрывается, как в страшной сказке. Открываю глаза. Ба, кто нашу бабушку зарезал… Стоит, с виду скромный, улыбается. Поварёнок, естественно. И не спится же ему.
— Вот, — разводит он руками. — Решил зайти, а то, думаю, вдруг не успеем поговорить. Там уже шухер поднялся. Кто, что, зачем, почему. Знаешь, все эти дурацкие детские вопросики. Злобин твой неистовствует, того и гляди освобождать тебя примчится.
Барсук, мля. Понял, на какое он животное становится похожим, когда говорит. На барсука.
— Пётр Николаевич, это вы что ли мне спать не даёте? Как говорится, кто потревожил сон артиста, а? Отзовись из мрака…
— Тоже мне, деревенский детектив выискался, — усмехается он. — Анискин доморощенный.
А в глаза не смотрит, рожа энкавэдэшная.
— От чего тебя и надо освободить, — продолжает Кухарчук, — вернее, от кого, так это от него же самого, от Злобина.
Я сажусь на своём железном ложе, а барсук садится на стул. Смотри-ка, он ещё и со стулом пришёл. Рыболов-любитель.
— Так хорошо же, что освобождать придёт, — потягиваюсь я. — Или вы хотите, чтобы я максимум впечатлений получил от этой удивительной экскурсии?
— Хочу. Я много, чего хочу. Ладно. Помолчи сейчас и послушай. Это у нас такое рандеву с тобой, романтическое свидание. Ты ж поди в Лефортово-то и не был ещё ни разу? Считай, это для убедительности. Шутка юмора.
Он расплывается в улыбке. Хотя, может, и не барсук, а хорёк.
— Я оценил. Ржал, чуть не описался.
— Да, с этим у нас просто. С почками так поработают, что не просто писаться будешь, а ещё и красненьким, причём до конца дней. Ну, хорошо. Значит, дело вот какое. Есть три животрепещущих вопроса. Всего три, но ответить надо на каждый. Число сакральное, сам видишь. Три. Первый вопрос — это лилия. Это просто, да? Отдаёшь её или хотя бы сообщаешь, где она находится.
Где находится, там тебе её не светит найти.
— Второй вопрос тоже простой, хотя тебе может показаться, что это не так. Но, на самом деле, проще некуда. Смотри, я знаю, что ты использовал силы своего «Факела», чтобы провернуть ту хрень, которую ты провернул. Даже уже знаю, где именно всё это было. Признаю, эффектно получилось. И мясника такого подобрали, и форму нашли, прям натурально. Хороший типаж. Настоящий палач, по призванию, это прям чувствуется, я таких знаю. В Афгане наверное во вкус вошёл, да? Личные дела твоих бойцов я, конечно, проверил, но его не нашёл пока. Я так понимаю, у тебя там не все официально трудоустроены. Мне пофигу, что хотите то и делайте, хоть в жопу друг дружку жарьте, вообще не беспокоит. Главное, ты мне этого палача отдай. Мы с ним не закончили ещё. Он ход сделал, теперь я сделать хочу. И сделаю, ты уж поверь.
Опять улыбается и встречается-таки со мной взглядом. Ненадолго, на мгновение всего. Но и мгновенья хватает, чтобы понять, глаза у него мёртвые, ледяные. Будто не человек это, а труп ходячий. Вампир.
— Ну, а третий вопрос, он… как бы это сказать… философский, что ли. Ты философию любишь? Это ещё не вопрос. А вопрос вот какой. Зачем тебе Злобин? Он слабый. Ненадёжный. А вот я — совсем другое дело. Если ты не кретин, то ты это поймёшь, может быть даже уже понял. Злобин тебя не защитит. Он всё ваше дело просрёт. Удивительно, что его на место зама взяли, но это ненадолго, поверь. Поэтому перспектива вырисовывается следующая. Сдаёшь Злобина и переходишь под моё начало. Нуждаться ни в чём не будешь.
— По вашему соображению? — уточняю я.
— Что? — хмурится он, глядя чуть правее меня.
— Не буду ни в чём нуждаться в рамках вашего разумения?
— Естественно, — пожимает он плечами.
— Понятно.
— Отлично. Если понятно, очень хорошо. Тогда, может быть, ты хочешь прямо сейчас дать мне вразумительные ответы?
— Нет, — качаю я головой.
— Не хочешь?
— Не могу просто. Не готов. Надо подумать. Как это… принять ва-а-анну, выпить чашечку кофэ.
— Ну, что же, будет тебе и ванна, и какава с чаем, — улыбается барсук Кухарь. — Всё предусмотрено.
Он подходит к двери и костяшками пальцев стучит в ритме спартаковской считалочки. Тук-тук тук-тук-тук тук-тук-тук-тук тук-тук. Дверь со стоном раскрывается, и в неё входят три жеребца, три кентавра с весьма выразительными физиономиями.