Потом он галопом покинул замок, успев услышать за спиной крик Мэннинга:
— Не надейся, Боненгаль! Мы увидимся, и она выживет! И если ты не приедешь на суд, я тебя из-под земли достану!
Ульрих чувствовал себя несчастным. Ну почему ему так не везет в последние дни. Сначала Ульрике, потом безумный оборотень. А теперь он совершенно не знал, что ему делать, что случалось довольно редко. Но, это случилось с ним уже второй раз за два дня. Почему жизнь так с ним поступает? — досадуя, думал он. Выбившиеся из косы прядки волос женщины, сидящей перед ним, мягко облепили его лицо, он машинально коротко встряхнул головой и только сейчас заметил, что на нем нет шлема, и он не помнил, где потерял его. Еще он вспомнил, что его плащ унесли в замок. Лишнее 'доказательство' его 'участия' в насилии, — горько усмехнулся себе он.
Сумасшедшая завозилась в седле, рискуя упасть на городской дороге, он раздраженно попытался тряхнуть ее на место и прижал к себе сильнее, но она вывернулась и наполовину развернулась назад. Бросив взгляд на ее лицо, он, наконец, понял, чего она хочет, она хотела видеть лошадь Ульрике, которую передал ей барон. И ее лицо было совершенно счастливым и взволнованно-восторженным, она полуулыбалась чему-то очень, очень желанному в своей жизни. Как дите, получившее невообразимо чудесный подарок. Такого выражения счастливого блаженства он еще не видел на ее лице за все время своего знакомства с ней. Почему-то, он представил, как она, так вот счастливо, ждет его поцелуя, и с удивлением отметил, что ему это вовсе не противно, не смотря на всё испытанное им сегодняшней ночью. Ее губы были так близко… ее руки обвили его за пояс. А потом она положила голову ему на плечо, касаясь его кожи своим лицом и даря ему призраки ее поцелуев. И его тело вновь предало его, изнутри загораясь желанием. Он тяжело вздохнул, и покорился ему, прижимая ее голову к себе подбородком и обнимая рукой еще крепче, но уже мягче и осторожней. Приближался рассвет.
ЧАСТЬ II. Жизнь продолжается
Эпизод 9
Лес.
Они едва успели выехать из городских ворот, когда начало светать. Наступало новое дивное свежее утро. И только сейчас Эрта начала чувствовать мерзость исходящих от них запахов, вызывающих эстетическую дисгармонию ситуации и портящих красоту еще одного пробуждения дня в ее очень старом новом мире. Вообще-то, вонь не доставляла ей особых неудобств, она ее не ощущала дважды, просто знала, что она есть и какая именно. Она отключала в себе ненужные, отвлекающие ощущения, сразу после их приема и анализа, чтобы они сохранились в ее памяти, но не мешали параллельным, более важным аналитическим процессам. Но сейчас, даже не касающаяся органов ее чувств вонь, именно мешала. Она нарушала стройную красоту, свежесть и покой окружающей ее природы, которой она могла бы наслаждаться сейчас, восстанавливая тем самым потраченную прошлыми сутками энергию. Врагов поблизости не было. И она принялась ловить и анализировать чувства лесных животных, до которых могла дотянуться, на предмет эмоциональных реакций их недавнего или непосредственного взаимодействия с водоемами.
Наконец, она нашла то, что ей было нужно. Она осторожно тронула Ульриха за руку, пытаясь обратить на себя его внимание. Сейчас она опасалась двигаться у него в руках, поскольку его разрывали странные противоречивые эмоции по отношению к ней, которые она почувствовала, когда вдоволь наудовольствовалась своим новым живым приобретением и новыми ощущениями, доставленными ей первым опытом верховой езды. Она все-таки напугала его ночью. Не то, чтобы он ее боялся. Его напугали не сами ее боевые способности, а факт наличия их у нее. Его это очень, очень огорчило и подавило. Она понимала, что он хотел видеть в ней не ту, кем она являлась, а что-то совершено иное. Но, она не могла ему это дать. Она была тем, что она есть и этого никак нельзя было изменить. Он больше не видел в ней нечто чудесное, не восхищался ею, не жалел ее так как раньше. Сейчас он испытывал к ней снисходительную жалость, которую обычно испытывают люди к уродцам. И, тем не менее, он желал ее, желал как будто против своей воли, но его воля перестала противиться этому желанию, однако с тела поводок не спускала, причем без особых усилий. А еще, его душа смертельно, невероятно устала. Этот человек был очень странен и слишком многогранен для древнего примитива.
Можно было скорректировать его ожидания, сгладить его отношение к ней, его можно было просто заставить чувствовать и делать то, что ей надо. Но, она этого не хотела, и это было ей не нужно. Она решила, что пока он не захочет оставить ее, он будет ее спутником. И, возможно, другом в этом зеленом мире ее одиночества. Поэтому все решения, касательно ее, он должен был принимать сам, без ее вмешательства в его эмоциональный баланс. В конце концов, это будет и преступлением через много-много тысяч лет, а она всю свою жизнь была хранителем законов, не их нарушителем. Она подчинится любому его решению, что бы оно ни несло ей, если ей нужен ст'оящий спутник. И если сейчас он откажет ей, она смирится с неудобством осознания своей помойной затхлости посреди этого чистого свежего мира.