Краем глаза он видел, как она начала выходить из воды, снимая по дороге зацепленную на ветке ивы, склоненной над водой, свою одежду. Ему очень хотелось обернуться и посмотреть на нее, пока она не оделась, но он заставил себя смотреть на лоснящийся бок Грома и начал с еще большим усердием тереть конское тело травой. Странные липучки, которыми его проблема залепила раны коня, не смывались. Он пробовал оторвать их, но Гром начал жалобно ржать, и он оставил все как есть. Пока Гром чувствует себя с ними хорошо, и даже лучше, чем он себя чувствовал без них, пусть они будут на нем. Помыв своего коня, он занялся второй лошадью. Когда и та была чистой, он направился к берегу.
И чуть не задохнулся, зажмурившись от ослепительности увиденного. Она стояла в профиль, выгнув спину, вполоборота к озеру. Скрестив ноги, поднявшись на цыпочки, она тянула поднятые руки, развернутые ладонями друг от друга к солнцу, стройная, изящная, покрытая как плащом или крыльями длинными роскошными светящимися, почти высохшими, пушистыми волосами и казалось, что сейчас оторвется от земли и взлетит в небо, как легкое гипнотические наваждение, мираж. Она все еще не оделась. И она не была полностью обнаженной на ее груди была облегающая светлая лента на бретелях, и такая же облегающая лента на бедрах, скрывающая ее естество. Ее кожа была полностью без изъянов, ровного бледного цвета. Скульптурной формы скрещенные ноги с напряженными сейчас икрами завораживали.
Маленький, чуть выпуклый живот, великолепная грудь немаленького, но и не очень большого размера, тонкая талия, маленькие изящные ступни — все было так гармонично в ней, так совершенна была анатомия ее сложения, что даже крепкие мышцы ее тела, не выделяющиеся, но достаточно заметные сквозь идеально-гладкую кожу, составляли часть этой совершенной гармонии. У него перехватило дыхание от того, как она прекрасна в этот момент, она была непередаваемо, невыразимо прекрасна. Она не ведьма, думал он, она не может быть ведьмой, не может быть злом. Зло не может быть таким, до боли в глазах, прекрасным! Он понимал, что все не так просто, все совершенно не так, понимал, что уговаривает себя, ищет оправданий, что хватается за соломинку и лжет себе, но эта полуобнаженная соломинка светилась сейчас под солнцем на берегу как небесный ангел, и не давала здравому смыслу закрепиться в голове.
Собирая куски своего разлетевшегося вдребезги душевного равновесия на место, Ульрих спокойно и хладнокровно прошел мимо нее, заметив, что она улыбнулась ему, чуть зажмурившись, как кошка на солнце, которая, казалось, сейчас замурлычет. Его охватила злость. Ну зачем она взялась на его голову. Ему так хотелось уйти сейчас, убежать отсюда подальше, чтобы сохранить в целости и сохранности свой разум, испытывающий последнее время нечеловеческое напряжение. Но, он не мог. О ее убийстве он уже не думал. Он не смог бы ее убить, даже если бы был уверен, что сможет это сделать физически. У него не поднялась бы рука хладнокровно разрушить эту тонкую ангелоподобную бесовскую красоту. И, тем не менее, он обещал Мэннигу, что уведет ее от города и уведет так далеко, что она не вернется. Поэтому ему надо было готовить свой разум к еще более трудным испытаниям.
Которые не заставили себя долго ждать. Он решил остановиться на ночь у озера. Поэтому устроил коней и начал собираться в лес, чтобы раздобыть какой-нибудь еды. Бесовское создание направилось к нему. Встало возле него, отставив одну ногу в сторону и опираясь на другую, положило одну руку на пояс и стало пристально смотреть на него, полузаплетенная коса свисала с ее плеча. Его это смущало и злило, но он молча собрал оружие и направился в лес. Однако, он не успел сделать и пары шагов, когда она оказалась перед ним:
— Вода, Ульрих. Тебе нужна вода.
Он непонимающе посмотрел на нее и безразлично ответил:
— Мне не нужна вода.
— Больше не нужна, — добавил он, и попытался отодвинуть ее с пути.
Но, она не двинулась с места. Он попытался обойти ее. Но, она заступила ему путь, положив вторую руку на пояс и упрямо сузив глаза:
— Тебе нужна вода.
Его начало охватывать раздражение. Он тоже сощурил глаза, высокомерно и холодно посмотрел на нее, и твердо сказал:
— Отойди.
Она не двигалась. Он думал, что ему делать. Ну, не ударить же ему в самом деле полуголую девушку. Можно было просто ее оттолкнуть, он подумал, что вряд ли она проигнорирует этот его грубый жест. И он думал, подерутся ли они или нет, и как это будет выглядеть в данной ситуации. Но, додумать он не успел. Одной рукой она схватилась за нож, который он держал в руках, а другой рукой за его запястье и потянула за собой к озеру, просительно обращаясь к нему: