Они должны были уехать из замка еще два дня назад, но Ульрике, осознав, что над ее счастьем нависла непоправимая угроза, объявила отцу, что Ульрих все-таки воспользовался ее доверчивостью и наивностью и совратил ее. Два дня мужчина презрительно отнекивался от содеянного. Пока, наконец, над ним не сжалилась другая очарованная им девица и не нашептала в постели отцу юной баронессы простое решение. К Ульрике позвали повитуху. Лишить себя девственности, или лишиться ее с кем-то другим у Ульрике не хватило духу. Она была девственницей. Рано утром, когда отряд фон Боненгаля более-менее протрезвел, Ульрих приказал седлать коней, и они покинули замок.
Он встречал много женщин. И красивых, и не очень, умных и глупых, нежных и мужественных, но не одна не привлекала его внимания настолько, чтобы задержать его хотя бы на один день. Ни одна не казалась ему гармоничной. Откуда в нем такая тяга к гармоничной красоте он не знал. Его отец был образованным, умным, сильным, благородным, но жестким и хитрым, как лис, человеком с твердыми не пространными границами, определяющими, чего он хочет. Ульрих унаследовал все его качества, кроме последнего, его границы простирались гораздо дальше. Мать он не знал, она умерла вскоре после его рождения. Он не помнил ее. Свою мачеху он любил, но не уважал, хотя она была умной, порядочной и верной женщиной, любившей его отца. Он часто видел ее хитроумные манипуляции в отношении его отца, соседей, деловых партнеров. Он понимал ее, но не испытывал к ней должного уважения. Между ней и его отцом всегда шла борьба и было не всегда понятно, любовники они или соперники. Ульриху хватало борьбы во имя Святого Креста, и дома он хотел мира но, и скуки в доме он тоже не хотел. Родившаяся от второго брака сестра была избалованной стервой. Он жалел ее, всегда защищал и оберегал, но презирал ее.
Женщины, которых притягивала его отстраненность и необычность, внешность и незаурядные личные качества были в большинстве своем скучными или глупыми, отвратительно порочными или ханжами, слишком ранимыми или обладающими мужеподобным характером, истеричками или нездорово меланхоличными. И женщины лгали. Какой бы ни была их ложь, невинной или намеренной, во благо или во зло, оправданная или нет, не имело значения, они лгали всегда. Ульрих ненавидел ложь, и ненавидел лгать. Если в том была необходимость, он просто искусно избегал прямого ответа.
Погруженный в свои мысли он молча скакал на Громе, смотря в прорезь забрала на бегущую впереди дорогу, не участвуя в шутливой перебранке и подначках отряда. Краем глаза заметив темную фигуру на обочине, он переключил свое внимание снова на дорогу. Фигура не подавала подозрительных признаков, не совершала подозрительных движений. Но, судя по одежде, фигура была простолюдином и должна была поклониться проезжающим мимо нее благородным господам, чего фигура не сделала, чем и привлекла рассеянное внимание Ульриха. Одежда! Ульрих так резко остановил коня, что Гром начал недовольно и зло отфыркиваться и бить копытами. Впереди начали останавливаться озадаченные товарищи. Ульрих крикнул им, чтобы те двигались дальше, собираясь вскоре догнать их. Потом рыцарь развернул лошадь и поехал назад, к фигуре, приготовившись к погоне, если фигура решит обратиться в бегство до того, как он удовлетворит свое любопытство. Та не двинулась с места.
Остановившись напротив нее, Ульрих с всевозрастающим удивлением начал разглядывать человека на обочине. Человек был женщиной. Но, таких женщин он еще почти никогда не встречал. Женщина была невероятно, невозможно красива. За всю свою жизнь, он видел такую только однажды, во сне, но не так странно одетую, если быть точным, во сне он видел ее раздетую. Женщина зачарованно смотрела на Грома. Ульрих самодовольно улыбнулся в шлем. Гром был его гордостью и любовью.
Рыцарских коней можно сравнить с грациозными липпицанами, которые унаследовали свою стать от андалузской породы, высоко ценившийся в его веке. Хорошо вышколенный боевой конь не только нес своего господина, но и помогал ему в бою. Если рыцаря окружала вражеская пехота, конь вздымался на дыбы, и всадник получал возможность разить мечом нападавших с обеих сторон. Если конь, стоя на задних ногах, совершал три — четыре прыжка вперед, то ему часто удавалось разорвать кольцо нападающих. Когда всадник с помощью коня вырывался из окружения, то заставлял коня совершить высокий прыжок, причем конь сильно бил копытами, находясь еще в воздухе. Под конем возникало свободное пространство, так как пешие враги стремились убраться подальше от опасных ударов. После этого конь, приземлившись, молниеносно совершал пируэт и, устремляясь в образовавшуюся брешь, атаковал противника. Эту фигуру применяли и против вражеских всадников. Мощные удары копытами были для всех.