Когда поля и почти вся ночь были позади, наступил предел. Предел ее эмпатической связи с Ульрихом и предел допустимой потери ее сил. Если она будет бежать дальше, пострадают ее боевые качества. Она остановилась и огляделась. Она снова была одна. Была на возвышенности, за которой начиналась долина, слева от которой виднелся перелесок, а за ним лес. И она чувствовала поблизости людей. Много людей. Возможно, город. И судя по ее новой способности, он в двух днях пути. Преодолев долину и поднявшись на другой пригорок, она испытала удивление. За пригорком была еще долина и, между виднеющимся вдалеке лесом и ею, был город. Она была сбита с толку. И даже подумала, не вернуться ли ей до места разрыва эмпатической связи с Ульрихом, чтобы проверить, не подвел ли ее разум, не было ли увеличение эмпатической волны галлюцинативным порождением ее психики. Но, это было ребячеством. Она знала, что это не так. Сверх-граничная связь была, и город тоже был, и границы с его обитателями были обычными. И этому было только одно объяснение — границы ее эмпатии увеличились только для Ульриха.
Это не особенно огорчило ее. В конце концов, ей сейчас только не хватало разбираться, тренироваться и подстраиваться под такие серьезные изменения взаимодействия с окружающей действительностью. Чем меньше проблем, тем лучше, решила она. Хотя, где-то в глубине души, ей было жаль потерять обретенную было ею сверхсилу. Еще недавно она была уникальной, даже для своего мира. Теперь она была почти обычной. Почти. Можно ли считать сенсорные сверх границы только для одного человека уникальностью? Она не знала. Но зато знала, что быть первенцем для ее мира ей ни к чему. Ей уже нечего было развивать. Последнее его поколение умирало. И она из него — исчезла навсегда. Ее мысли обрели прежнюю невозмутимость, и она направилась к лесу, чтобы найти удобное место для отдыха и еду. Когда наступил рассвет, она уже крепко спала.
Разбудил ее детский крик. Крик души. Острая яркая вспышка детского страха. Она поймала ее покрепче и стала подбираться ближе, пытаясь определить, где это происходит и насколько происходящее серьезно. Происходящее было серьезным. Это был страх смертельной опасности и потери кого-то близкого. Это не был страх ночных кошмаров или безосновательный испуг, выросший до размеров страха. Он был настоящим, и таким сильным, что смог дотянуться до нее. В нее ткнулись еще две беспорядочно мечущиеся ленты острого страха, одна из которых была женской. И все были дети. Разного возраста. И происходило это где-то в конце перелеска, отделявшего лес от города. По пути в лес она видела там несколько деревень. Эта, судя по всему, была ближней. Потому что она постаралась отойти как можно дальше от человеческого жилья, чтобы ее сон не беспокоили посторонние угрозы, непосредственно не относящиеся к ее жизни. Локализовать тревожную инстинктивность она сейчас не могла. Она находилась в чужом мире и не знала, что от него можно ожидать. Она открыла глаза, поднялась и вгляделась в ту сторону, откуда шел страх.
Но, ничего не увидела. Там было темно. Тем не менее, она побежала в сторону страха. Чтобы разобраться с подробностями на месте, пока это был еще только страх и пока он не успел стать болью и ужасом. Сейчас он был дальше, чем она могла успеть добежать вовремя, если бы такое произошло. Подбегая, она подобрала еще один страх. Это был взрослый человек, слишком взрослый, старый, он тоже боялся, за себя, за детей и за кого-то еще. Страх был двойной. Вернее, это было два страха, как она тут же поняла, просто они были такими похожими, что поначалу она приняла их за один. Но они были разными и значительно. Один был мужским, другой женским, оба принадлежали старикам. И мужской за себя не боялся.
Почему-то она испытала повышенную симпатию к этому спокойно-беспокойному страху. Он был сдерживаемым и защищающим, пытающимся поддерживать остальных бояк, несмотря на страх собственный. И все они боялись кого-то. Кого-то было восемь. Семь мужчин и одна женщина. И на всех была кровь. Каждый из них убивал. И убивал беззащитных. Это были грабители. Большей информации для принятия решения ей не требовалось. Люди, которым они угрожали, были ей симпатичны и беззащитны. И она хотела, чтобы они перестали бояться. Поэтому она выхватила меч и на всякий случай бритву-бумеранг и побежала к жилью, из которого били волны страха. Ворота, огороженные забором из тычин, были приоткрыты и возле них стоял один из семи подонков. Стоял он неудобно. Скорей всего в пределах видимости остальных. Снять его незаметно было сложно. Но, все же не невозможно.