Она снова спросила:
— И ты-ы бы не захотел жениться на ней?
— Я уже ответил. А жениться я не могу ни на ком, даже если бы захотел.
— Но ведь ты можешь уйти из Ордена, сложить обеты.
— Это сложно и я не могу. Это мой путь, мое предназначение.
— А ты хотел бы ее телом?
— Думаю да — честно ответил он, — но только телом
— Но не жениться?
— Нет.
— Я бы так не хотела.
— Я бы тоже не хотел, чтобы ты хотела так.
— Это позор — задумчиво сказал она.
— Да — подтвердил он
— Но, я уже и так опозорена. Теми ублюдками, в лесу.
— Нет. Человек только сам может опозорить себя, совершив позорный поступок. Они опозорили себя, а не тебя. И если кто-то попытается убедить тебя в обратном, сообщи мне, мой меч откроет им истину.
— Ты сделаешь это, несмотря на все, что я тебе сделала?
— Я сделаю это.
И она решила:
— Знаешь, я пожалуй, буду твоей сестрой. Мне очень хочется, чтобы ты меня любил. Ты правда будешь меня любить, если я буду твоей сестрой?
— Я буду любить обеих моих сестер.
— Ты точно никогда не полюбишь меня как жену?
— Нет, извини, я не могу.
— Хорошо, — она улыбнулась, — зато ты можешь быть моим братом. И если меня кто-то обидит, ты ведь отрубишь им головы?
— Конечно. Отрублю всё.
— А если я встречу такого как ты, ты поможешь мне быть такой, какой нужно, чтобы он любил меня?
— Я постараюсь. Но, люди ведь все равно — разные. Он может быть чуточку другим.
— Это хорошо, если он будет чуточку другим — уверенно сказал Ульрике, — тогда и мне будет легче быть не такой как сейчас.
И Ульрих ей улыбнулся:
— Ну что, едем домой, сестренка?
— Едем, брат — открыто и умиротворенно улыбнулась ему она.
Когда он уезжал, и прощался с бароном, она выбежала во двор и привязала к его сбруе голубой платочек, вышитый золотым и белым. Потом обняла его и убежала.
— Будь счастлива, сестренка! — крикнул он ей вслед.
Садясь на коня, он развернул платочек. На нем, на фоне переплетающегося вензеля У и У были вышиты в виде герба золотой орел и белая лебедь. А внизу было вышито: 'Любимому брату. Да хранит тебя бог!' Слово 'брату', судя по тому, как оно отличалось от всего остального, было вышито только что. Ульриху почему-то показалось, что воздух стал легче и прозрачней, что мир стал светлей и больше, и что жить ему стало намного проще. Еще он подумал, что Ульрике, сама того не сознавая, всегда знала, что они — разные птицы. Он развернулся к стоящему на крыльце барону и сказал:
— Прощай, Аксель. И передай мою благодарность Ульрике. У тебя хорошая дочь.
— Я знаю. Я передам. Прощай.
И Ульрих направил коня к городским воротам.
И Аксель фон Мэннинг сказал ему вслед:
— А ты не такой уж и идиот, Боненгаль. Спасибо.
Но, Ульрих этого не услышал. Он мчался забрать Эрту, чтобы отвезти ее в замок своего отца и думал также как недавно Ульрике, серьезно, долго и сосредоточено, ему надо было знать точно, что он думает, чтобы не солгать, прежде чем ответить себе на вопрос: мог он любить Эрту? По-настоящему.
Эпизод 17
Новый дом.
Эрта сидела на берегу реки и смотрела в чистое зеркало воды на свое отражение. Водоем она нашла быстро. Это был слишком большой и слишком протяженный водоем, чтобы искать его долго. Все живое здесь могло указать дорогу к нему. Приведя свою одежду в порядок и искупавшись, она хотела поспать до возвращения Ульриха, но что-то помешало ей. Какое-то странное беспокоящее желание, возникшее при мысли о нем. Оно не хотело игнорироваться и не давало ей покоя. Некоторое время она экспериментальным путем, совершая разные действия, на манер детской игры 'близко' и 'далеко' пыталась понять, что же она хочет. Теперь, сидя у реки и смотря на свое отражение, она поняла, что подобралась к своему желанию очень 'близко', и все ее дальнейшие движения с этого места будут уже 'далеко'. Ответ на вопрос был здесь. В ее отражении.
Все в ней было как обычно. Слишком обычно для всего того необычного, что с ней случилось за последнее время. И эта обычность сейчас и беспокоила ее, не давая расслабиться, чтобы восстановить потраченные силы. Необходимо было что-то в себе изменить. И она стала думать что именно. Встав на ноги, она начала копаться в многочисленных карманах униформы, осматривая все, что в них находилась и оценивая, насколько каждая вещь могла поспособствовать решению ее настоящей проблемы. Все неподходящее она убирала назад. В итоге в ее руках осталась только расческа, веревка, прочные карабины-кольца из мягкого пластика и металлические зажимы. Она снова села, положила отобранные вещи на землю возле себя и сняла пояс. Там тоже могло быть что-то, что могло ей сейчас пригодиться. И нашлось. Графический маркер, маркирующие красители и красящие медицинские вещества.