Холод стены, в которую все еще напряжено упирался ее затылок, привел ее в чувство. Она открыла глаза. Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Вокруг стояли шокированные испуганные люди. Стояла объятая ужасом Кристина. Стоял пораженный Марк. Стояла торжествующая Минерва, всем своим видом говорящая: я вас предупреждала. Но, Эрте было все равно. Она покинет этот дом прямо сейчас. И она пойдет уничтожить Существ. Сколько сможет. Которые второй раз пытались уничтожить ее мир. Ей казалось, что они преследовали ее. Именно ее, чтобы разрушать все, что ей дорого. Может это чье-то проклятье? Месть? Они духи мести? Убийца многим мог смертельно насолить, она никогда не вычислит в своей памяти наславшего их. Она попыталась подняться, но тело не слушалось ее. Оно было слабым и беспомощным. Первый раз в ее жизни. И она заплакала. Первый раз в ее жизни. Марк опустился возле нее на колени, просунул руки под ее тело, подхватывая его, поднялся, поднимая и ее, и понес по коридорам замка. Она прижалась к нему, ища спасения от сильной боли, которую сейчас испытывало ее существо. Боль тела ее не волновала. Больнее было ее душе.
Марк принес ее в ее комнату и сел вместе с ней на кровать. Некоторое время они сидели молча, и он мерно чуть покачивался, успокаивая ее. Она начала быстро возвращаться в привычную безразличную норму убийцы. Потом она спокойно и твердо сказала:
— Я сейчас уйду. Можно, я оставлю себе платье?
Он опустил свой взгляд на нее:
— Ты любишь моего сына?
Неожиданность этого вопроса ничуть не смутила ее:
— Наверное, люблю, — ответила она, не задумываясь.
— Зачем же ты уходишь?
— Наверное, потому что люблю.
— Это из-за твоего приступа? Думаю, его не испугает твоя болезнь. Я видел, что его ничего в тебе не пугает.
— Это не болезнь. Это я. И я его не пугаю. Я ему отвратительна.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю.
— Откуда?
— Я только что была в его чувствах.
— Чувствах?
— Да, своими чувствами, прямо внутри его чувств, я чувствовала все, что чувствует он. Я так умею. Я не ведьма. Ты тоже так умеешь, просто пока не можешь. Все люди умеют. Это сложно и нужна помощь врачей. Не таких как сейчас, более мудрых. Мудрость придет к ним только через много-много лет. И потом люди смогут то, что могу я. Все люди. Дети твоих детей тоже. Как я. Я могу быть их ребенком. Я человек. Такой же, как ты.
Он ей верил. Он не пытался ее понять. Он просто ей верил, потому что знал, что она любит его сына, и был уверен, что его сын любил ее, и знал, что его сын ненавидит ложь. Поэтому, он ей верил. Он не знал, что между ними произошло, но если она сказала что между ними все кончено, значит так оно и было. Он думал о сыне, думал, что тот никогда больше не сможет быть ни с одной женщиной, и не будет. Он знал своего сына. И ему было тяжело. Но он ничем не мог помочь ни себе, ни ему, ни ей. Он молча смотрел в окно, на пруд, где плавали черные лебеди. Старая пара. Которые ссорились на его глазах много-много раз, которые разлетались, долго не возвращались и все равно прилетали назад и все равно были вместе. Но, люди не птицы. Не птицы, согласилась Эрта с его чувствами.
Марк нарушил тишину комнаты:
— Эрта, останься до его возвращения.
— Зачем? Ему это не доставит удовольствия.
— А ты любишь его только для того, чтобы доставлять ему удовольствия?
— А разве любовь означает не это?
— Нет. Любовь означает, что ты всегда можешь понять того, кого любишь. И не бояться его непонимания. Даже если он не поймет.
Эрта уверенно возразила:
— Я его и так понимаю. Я же знаю, что он чувствует ко мне.
— Нет. Знать, что он чувствует, не значит понимать его, — выразил ответное возражение Марк.
— Понять его ты сможешь, только если поговоришь с ним о его чувствах. Он ведь может сам их не понимать.
— Он не захочет говорить со мной.