Пару дней он находился в каком-то душевном обледенении, пытаясь построить план дальнейшей жизни без нее. И какое облегчение испытал, когда понял, что она поступила так не ради того, чтобы сохранить его для себя. И как тогда он показался дураком себе сам. Почему он так легко поверил в то, что она обычная глупая женщина, такая как все, после всего того чудесного, что между ними было. Почему он не поговорил с ней, не выяснил все как следует. Наверное, потому что неожиданно столкнулся с самой возможностью ее предательства. И это его испугало. Он испугался, что это все, вся она и все что с ней связано — большой обман, интрига. Такой как она, такой удивительной, такой противоречивой и в то же время такой гармоничной и так нужной ему — не могло существовать. И он просто не захотел ничего выяснять, как последний трус, ухватившись за то, что лежало на поверхности. Но он больше никогда не повторит такой ошибки. Если у него еще будет время ее не повторить…
Еще он подумал, что не знает, смог бы он поступить также как она, спасти ее, зная, что она его возненавидит. Или не спасти и остаться без нее. Скорей всего он умер бы вместе с ней. Он очень не хотел, чтобы она шла с ними. Она, конечно, была очень сильной. И даже сильнее чем каждый их них. Но и она не была уверена, что выживет. А этого ему было достаточно для того, чтобы не хотеть, чтобы она шла с ними. Он не хотел ее смерти. И он хотел спасти мир. И это делало его несчастным. Потому что чувствовал, что в том бою, к которому они пытались себя готовить, он не сможет спасти ее. Это совсем не то, что вытащить ее из костра. Там он мог предложить ей альтернативу того, за что она хотела умереть, здесь ему предложить нечего. Он не сможет сделать ничего, чтобы не потерять ее. И он тоже сможет ее убить, — подумал он, вспоминая ее ответ на свой вопрос. Если б это помогло спасти мир. И это было неправильно. Нелогично. Не похоже на любовь. Но, он все же думал, что любит ее.
Он ее хотел, именно эту, откровенную, без тени фальши и лжи, непонятную, уравновешенно-спокойную и опасно-острую как лезвие меча одновременно, неправильную любовь. Он ждал ее. Он искал ее. Именно ее ему всегда не хватало. И если она неправильная ну и пусть. Ему нужна именно такая и никакой другой любви ему не надо. Он знал, что она пойдет за ним на край света, но только если будет ему нужна, и он молился за то, чтобы она всегда была нужна ему. И чтобы он был нужен ей. Потому что только с ней он хотел бы быть на краю света.
И ему сильно захотелось увидеть ее. Или хотя бы почувствовать ее рядом. Чтобы узнать наверняка, что он сможет и чего не сможет сделать рядом с ней. Он открыл дверь. И замер. Она была рядом. Она была одета в свой обычный мужской наряд, полностью собрана, и даже волосы были заплетены в косу и закреплены ее странной заколкой-оружием.
Тонкий холодок пробежал по его душе. И он спросил:
— Ты уходишь?
— Нет, — как-то отвлеченно ответила Эрта, — я пришла.
— Откуда?
— Я просто пришла. К тебе. Ты ранен. Позволь мне залечить твои раны.
Он непонимающе, но успокоено вздохнул:
— Проходи.
И она вошла. И он уже не захотел ничего понимать, он просто отдал себя ее рукам и растворился в ее близости.
Мгновения любви
Они молчали, когда он выловил ее из темноты и прижал к себе, молчали, когда пытались выпить души друг друга долгим поцелуем двух голодных вампиров. Молчали, когда Эрта уронила его на кровать и пока раздевала его. Молчали, пока она обрабатывала его раны, и пока одевала его снова. Потом она села рядом с ним, и он обнял ее. И она вжалась в него. И они опять молчали. И смотрели на озеро за окном.
— Лебеди, — нарушила молчание она, — у тебя их тоже видно.
— Видно, — согласился он, — их видно почти из всех окон жилой половины дома. Мама так хотела.
И они опять молчали.
— Я не хочу, чтобы они погибли, — сказала Эрта.
— Я тоже не хочу, — снова согласился Ульрих.
— Мы спасем их?
— Мы попытаемся.
— Знаешь… я хочу тебе сказать, что уже не знаю, как я буду это делать, когда мы будем не вместе.
— Я тоже хочу тебе сказать, что не знаю, как я буду жить, если мы будем не вместе. И я не хочу думать об этом. Что мы можем сделать вместе — я знаю, поэтому пока мы вместе, я хочу думать только об этом.
— Если я буду управляющим командиром, я не должна думать о тебе, я могу тебя потерять. Это меня пугает. Но, если это будет меня пугать, я не смогу быть управляющим командиром.
— Можешь, и я могу потерять тебя. И это меня пугает. Но, если из-за этого я потеряю себя, то буду уже недостоин тебя и потеряю тебя дважды, а это уже сведет меня с ума, поэтому я буду делать то, что должен.