Неизвестно, протекал ли указанный процесс и в обратном направлении: мы не знаем “цивилизованных” индивидов из зоны разума, которых тянуло бы вовне, в “варварскую” зону тела, и которые жили бы в кибитках, пили кобылье молоко и поклонялись лошадиным остовам на кольях, сторожившим царские могилы. Вероятно, были и такие. Такое случалось на американском Диком Западе, где всегда были европейские трапперы, странствующие торговцы и даже жены и дети колонистов, жившие “на индейский лад” по собственному выбору.
Но между телом и разумом, между степью и побережьем, было и третье пространство – горная область духа. На плоских вершинах горной цепи Чатыр-Даг или в пещерах, скрытых в лесу, вдали и от кочевников, и от торговцев жили общины, которые утратили всякую надежду на богатство или завоевания.
От Бахчисарая наш автобус поехал на юг, к нижним склонам приморского кряжа, через маленькое ущелье и остановился на лугу, окруженном горами. Византинисты устроились на траве у озера и развернули бутерброды. Там росли деревья, стояло несколько палаток, родниковая вода текла из трубы в старую железную чашу фонтанчика, в которой мылись и стирали одежду две молодые женщины.
Одна из них, одетая лишь в длинную черную юбку, направилась к нам и наклонилась, чтобы отжать мокрые волосы. “Есть западная сигарета? Наши советские ужасны”.
Один из византинистов протянул ей пачку. “Есть новости?”
Она выпрямилась, откинула волосы за спину и сказала, прикуривая от протянутой спички: “Новостей нет. По радио одно чертово «Лебединое озеро»”.
Два мальчика у нее за спиной пытались дотянуть провод от своей палатки до дерева. Восхождение от луга на дне долины к вершине Мангуп-Кале заняло час: с усилием, обливаясь потом, мы вскарабкались на полкилометра вверх, и наконец между деревьями замаячила разрушенная городская стена. Оттуда дорога была уже легче. Но начиная с этого места лес превратился в кладбище: сотни каменных надгробий, занесенных опавшей листвой, покосившихся, опрокинутых и перевернутых, покрытых глубоко вырезанными еврейскими буквами.
Это могилы караимов. Они принадлежали к иудейской секте, которая возникла в Месопотамии в VIII веке и раcсеялась с повсеместным распространением талмудического иудаизма двумя столетиями позже. Караимы верили, что слово Божье заключено в Ветхом Завете и нигде более и что дополнения к нему, например Талмуд, – это богохульство и разложение (по этой причине христиане-протестанты, особенно немецкие, всегда были очарованы караимами, которых они ошибочно считали предвестниками христианской реформации).
Караимы, изгнанные из Палестины и Египта потрясениями Первого крестового похода, достигли Крыма в XII веке. Они переселились в Византийскую империю и дальше, в Северо-Восточную Европу, где часть караимов осела на землях Речи Посполитой.
Многие сектанты, подобно альбигойцам Южной Франции, чувствовали себя в безопасности только в глухих, хорошо приспособленных для обороны местах, удаленных от густонаселенных центров власти. Тот же экзистенциальный ужас испытывали и караимы, которые бежали на вершины Крымских гор или в Литву, на укрепленные острова города Троки[5], стоявшего на озере, окруженном березовыми лесами. Однако караимы, как раки-отшельники, предпочитали не строить собственные крепости, а селиться в готовых, построенных, но затем покинутых другими. Мангуп-Кале они завладели не раньше, чем город был разграблен и оставлен турками. Древнейшая караимская могила в лесах под этой вершиной датируется 1468 годом, несколькими годами ранее падения Мангупа, но большинство надгробий было вырезано в XVI и XVII веках.
В Крыму караимы держались особняком от окружавших их христианских и мусульманских общин, тщательно оберегая свой образ жизни; они производили и продавали небольшие предметы домашнего обихода, но избегали служить какому бы то ни было правительству. Один историк заметил, что приблизительно с 1200 по 1900 год в их жизни почти ничего не происходило: история крымских караимов представляла собой сплошное бессобытийное пятно долгого мира. Между тем благодаря своему замкнутому существованию караимы приобрели репутацию людей более честных и добродетельных, чем представители других местных сообществ, и вследствие этого, когда в истории караимов кончилось затишье, она приняла любопытный оборот. Гои под впечатлением от их порядочности стали изобретать причины, по которым на караимов не должен был распространяться общий антисемитизм. Высказывалось предположение, что они были обращены в иудаизм подобно хазарам. Абсурдная ирония ситуации состояла в том, что из‑за ревностного стремления караимов следовать более исконному иудаизму, нежели другие иудеи, гои вообще не считали их настоящими евреями.