Я также знаю, что он борется с ними.
Я знаю, что ему больно бороться.
Однако я больше не знаю, что происходит с ним, не считая того немногого, что он мне говорит, а этого становится все меньше с каждым днём. Я запуталась, что я видела через него, а в чем он действительно сознался с помощью слов. Я запуталась, но я стараюсь видеть его через проблески, видеть людей по ту сторону, дёргающих его за ниточки, пудрящих ему мозги.
Я не вижу, чтобы они вновь насиловали его. Я даже не спрашиваю его, случилось ли это по-настоящему.
И все же многое из увиденного вызывает у меня тошноту.
Я чувствую, что его тоже тошнит от этого.
Некоторое из этого напоминает ему о прошлом, о котором он хотел бы забыть.
В какой-то мере для него это ещё хуже. Он думает, что местные видящие безумны, что с ними что-то не так. Он думает, что Счастливчик отравил их сознания, или же они просто не очень хорошо справляются, будучи отрезанными от собственного вида. Он говорит мне, что в другом мире все не так. Он говорит мне, что там они не все были животными, что некоторые были хорошими.
Он ощущает ужас от увиденного, испытывает отвращение.
«Мири, пожалуйста... - посылает он. - Пожалуйста... Прости меня...»
Боль усиливается. Оба её вида.
Часть этой боли ощущается старой. Часть - новой.
Я снова вижу проблески его детства - маленький золотоглазый ребёнок, покрытый пылью, кровью и потом, босиком стоит в грязи, сверлит охранников взглядом, а маленькие челюсти стиснуты в знак неповиновения.
Земляной пол. Колючая проволока. Заборы под напряжением. Белёные стены.
Я вижу, как там ему тоже причиняют ему боль.
Кажется, куда бы я ни взглянула, везде вижу, как люди причиняют ему боль.
Бл*дь, это невыносимо.
После того, как я поговорила с Ником и Энджел, вещи стали развиваться намного быстрее.
Настолько быстро, что у меня не было времени дважды обдумывать свои действия - по крайней мере, не больше того, что я уже обдумала. Как только я втянула своих друзей в то, чем занималась, часики над головой затикали намного громче. Я знала, Ник это слышал. Вероятно, Энджел тоже слышала это.
Они понимали необходимость двигаться быстро. Ник, вероятно, понимал это ещё лучше меня, хотя не стал утруждаться и читать мне лекции о последствиях.
Я чувствовала смятение в мотивах Ника.
Я знала, что Ник испытывает смешанные чувства относительно помощи Блэку.
С другой стороны, он уловил намного больше, чем я рассказала им в стольких словах, даже в тот первый вечер. Казалось, он определённо знал, что есть нечто большее.
Он не ошибался.
Я крайне тщательно обдумала то, сколько им рассказать, задолго до того как пригласила Ника и Энджел в тот бар. В отношении меня все было просто - это моя история, и я все равно периодически подумывала рассказать Нику и Энджел о своих способностях с тех пор, как они арестовали меня в прошлом году. Они мои друзья, в конце концов. Какая-то часть меня даже задавалась вопросом, не затянула ли я с раскрытием правды.
Об остальном мне приходилось думать куда более тщательно.
В конце концов, я ничего не сказала им о расах-пришельцах и межпространственных порталах.
Я упомянула, что в деле замешан идеологический фанатизм, тема с «превосходящей расой», типовая риторика и мистические религии.
Однако в основном я сосредоточилась на том, как группа Счастливчика имела бывшую советскую направленность.
Я знала, что эта концепция будет им знакома - Нику особенно.
Я даже намекнула, что эта тема с экстрасенсами может происходить из экспериментов, которые Советский Союз проводил во время Холодной Войны. Давно ходили разговоры, что в период после Второй Мировой Войны Кремль основал какие-то странные эксперименты с генетикой и контролем разума - включая как раз попытки натренировать группу экстрасенсов для осуществления наблюдения за Соединёнными Штатами.
Секретные операции изобиловали такого рода слухами, ещё когда я была там. Существовали свои конспирологические теории, как и везде - возможно, даже больше, чем где-либо ещё.
Некоторые говорили, что у русских в армии был высокопоставленный начальник, который помешался на метафизике. Некоторые говорили, что эти идеи позаимствованы у самого Гитлера, о чьей склонности к оккультизму давно ходили слухи. Я слышала кое-какие безумные истории о нацистах в Афганистане, включая то, что Гитлер пытался обучить элитный отряд «воинов сна», которые смогли бы преследовать мировых лидеров во сне, в основном нацелившись на Черчилля и других врагов Германии в войне.
Я не уточняла в разговоре с Ником, что группа, эксплуатирующая Блэка, имеет связи с этими вещами.
Но я называла их «культом» и упомянула, что многие из них, возможно, были бывшими КГБ-шниками.
Я также сказала, что они помешаны на людях, которые имеют «необычные способности». Я сказала им, что мы с Блэком попали в поле их зрения в основном благодаря Йену, который был их членом.
Некоторое из этого довольно сильно искажало правду.
Некоторые вещи - например, про Йена - граничили с откровенной ложью. Мне нужно было дать Нику достаточно информации, чтобы он знал, с чем мы имеем дело, однако не раскрывать, что Блэк принадлежит к другому виду. Отчасти дело было в том, что его нужно было убедить в существовании экстрасенсорных способностей.
Была и другая, более расчётливая причина.
Поскольку я привязала своё «признание» к давно обсуждаемой теории заговора, Ник будет испытывать меньший соблазн поговорить об этом со своими армейскими приятелями - по крайней мере, пока не будет иметь твёрдых улик. Ник знал, насколько безумно это прозвучит для них. Связи с КГБ заставляли все это звучать ещё безумнее, по крайней мере, без твёрдых доказательств.
Я хотела убедиться, что Ник все равно этого не сделает - хотя бы не поговорив со мной - но я не могла рисковать. Учитывая его отношение к Блэку.
По правде говоря, на каком-то уровне это приносило облегчение - мои друзья наконец-то знали.
Я понимала, что они ещё не свыклись с информацией. Ни один из них, казалось, не знал, что делать с этими сведениями, по крайней мере, в отношении меня.
Но они и не убежали с криками. Это уже что-то. Они оба, включая Ника, также предложили помощь. По правде говоря, они предложили помочь ещё до того, как я об этом попросила.
Учитывая эти две вещи, я надеялась, что все ещё могу рассчитывать на своих друзей по эту сторону фронта.
Я сидела в кабинете Блэка, читая на его компьютере, когда Ник позвонил мне на одноразовый телефон, который я купила вчера. Ни один из нас, включая меня, не питал иллюзий, будто мой телефон не прослушивается. Я знала, что в офисе Блэка тоже есть риск прослушки, хотя его люди проверяли такие вещи.
Ник не утруждал себя приветствиями.
После того, как он проговорил несколько минут подряд, едва переводя дыхание, я перебила его.
- ...То есть ты абсолютно точно уверен, что они в деле? - настороженно спросила я. - Они не просто пытаются получить бесплатные сведения о группировке Счастливчика?
Ник фыркнул.
- Конечно, пытаются. Но разве это важно, Мири? Пока что это исключительно запасной план, верно? Мы используем это только как рычаг давления, так? Или если не сможем его забрать?
Я кивнула, потирая глаза двумя пальцами.
- Верно, - сказала я. - Но мы открываем дверь, Ник. Я просто хочу убедиться, что потом мы сумеем закрыть её пинком.
Он выдохнул. Я буквально видела, как он стоит снаружи полицейского участка в Филморе, вероятно, на гравийной парковке, где они с Энджел оставляли свои мотоциклы на день; наблюдает за проходящими по тротуару людьми, держа руку на бедре.