Кольке- молчуну. --Черное озеро? - присвистнул Чиганов,- А ближе твоя жена места для купания не могла найти? Сёмка так и прыснул, но ни Чиганов, ни Колька даже не улыбнулись. Мужик смолк, прерванный на полуслове эти звонким, беззаботным хохотом. Ситуация была то ли комичная, то ли трагичная...Непонятная ситуация. Лезть с ружьём на троих мужиков, угонять вертолёт ради того, чтоб бабу в тайгу свозить, на Чёрное озеро? Нет, озерцо, конечно, реликтовое... Чиганов вспомнил этот чернильный пятак высоко в горах. Туда даже на вездеходе не допрёшь, нет дорог-то. А потом - буферная зона заповедника. Через неё, как через границу. Хотя пешком можно, но это трое суток, не меньше, туда и трое обратно, тяжко но, чёрт возьми, пять лет жизни? Ради чего? Он так и спросил незваного гостя. Мужик отвернулся. - Иваныч, так бабы разные бывают. Если моя чего-то захочет, я тоже могу угнать, убить, ограбить. Проще отсидеть, чем с ней воевать? - веселился Сёмка. - А ты с чего решил, что Чёрное озеро - наш участок? - спросил Чиганов у тяжко замолчавшего мужика и торопливо добавил: - Да, звать тебя как? - Иваном, - и вдруг вцепился в руку. - Вы погодите ржать, вы послушайте. У нас сына вот привезли... Он сглотнул, точно собираясь с духом и вытолкнул резко: - В цинковом гробу. Зимой, значит. Старшего, Кольку. Иван умолк, приглядываясь, стоит ли дальше продолжать. - Ну...- развел руками Юрий Иванович, хотел добавить, что-то общее, мол, соболезную. Но Иван продолжил сам, торопливо, сбивчиво. -Значит привезли. А моя Нинка замолчала. Как узнали, так и замолчала. Нет, она говорит, когда растормошишь-то, но так - молчит, лежит и молчит полгода уже и не ест, только когда я покормлю. С похорон, значит, так и лежит. Я сперва думал, пройдёт, погорюет. Ну, ещё же вот Зинуля у нас и Олежек... А она замолчала. И, понимаешь, тает, как снег весной, серая вся и прозрачная, уже фельдшер наша сказала, что не может ничего сделать. Видишь - и так сколько-то в больнице держали, капельницы ставили. Но там у них омээс эта, больше нельзя держать... Я забрал. А где Зинулька ещё покормит, что-то съест из её рук. И всё лежит... - К психологу её надо, а не в тайгу, - вырвалось у Чиганова. - Да не слушает она психологов, повернется к стене и молчит. Хотели в психушку забрать, я не дал, по телеку видел, что там они с людьми творят... Может, и зря, может, хоть бы овощем жила, а так... Вот она всегда, знаешь, весёлая была и такая боевая... Иван улыбнулся давнему, видать, воспоминанию и очертил в воздухе округлые формы былой фигуры жены. - А вчера я её в баню носил, в ней веса - как в баране, сорок, может, килограмм или меньше. Куспешка вот надоумил, мы с ним нынче белковали вдвоём. Он хакас, Куспешка. Он все обычаи свои знает...Он мне, что, значит, курмесы тянут в нижний мир, в ад по-нашему. Душа её срослась с душой сына, вот эти курмесы и волокут её. И примета такая есть, что надо в Чёрном озере окунуться... Оно, видишь, как раз ворота в их ад охраняет. Ну, в нижний мир. Окунётся и станет вроде как своя для курмесов, они её видеть не станут, или, не знаю, может, забудут. Курмесы - это черти по нашему, - торопливо пояснил Иван. - Знаю, - кивнул Чиганов и протянул вторую сигарету. - Слышал эту байку. Ну вот умоется, и что - сорок кэгэ прирастёт? Мужик, ты ж вроде русский? Веришь в эту хрень? Живая вода, ага! Чиганов щелкнул зажигалкой раз, другой, не было огня. Отшвырнул прочь. Захлопал по карманам комбеза в поисках запасной. - Взрослый мужик! Её к врачам надо, а он в сказки верит. Вертолет угнать...Дурында-а-а! - Да я во всё верю уже, - зыркнул вдруг глазами Иван, яростно зыркнул, и оскалился, как-то не хорошо, демонстрируя неожиданно крепкие крупные зубы. Рука метнулась в верх и зарубила воздух, точо выстраивая слова в четкие каленые фразы - Сын сначала. Потом вот Нина. Я везде, везде, в больнице - омэс, в церковь свечки ставил...Бабки умывали...Бесполезно. Махнул рукой. Лицо его вновь задёргалось, как в судороге. Чиганов отвернулся. Отчего-то вспомнилось, как сам возил к шаману больную мать. Только шаманы рак не лечат... Нет, ничем он помочь не мог, хотя жаль его, жаль, и всё понятно. Когда вода с головой накрывает, не то что за соломинку, за собственную тень ухватишься - Я-то думаю: и что наше начальство так полюбило на Чёрное озеро летать? - задумчиво произнёс Сёмка. - А чертей к чертям тянет...Летают. В прошлом месяце раза три возили. Или четыре? Чиганов покосился на парня. Это - да. Сколько раз возил начальство на рыбалку туда. Рыбалка там знатная, рыба сама на крючок лезет. Хотя они и удочки не брали, так - попить, погулять. Рыбу им уже готовую флягами грузили. Но на то оно и начальство, ему всегда можно больше, чем таким вот Ванькам... - Мужик, ты хоть представляешь, что нам за несанкционированный полёт будет? - тихо выдавил Чиганов.- Это же не такси, тут каждый вылет регламентирован. Уволят и на заслуги смотреть не станут. - Я знаю, что будет. - Иван потёр кисти рук так, будто их только-только освободили от верёвки. - Я и думал, чтоб вас не выперли, думал - сам. Покажите мне как и что, я разберусь, я к любой технике с детства... Скажите, угнал. А я сам, сам долечу. - Чего?!!! - вырвалось из трёх глоток. - Чего ты хотел? Са-а-а-а-м? Иван виновато улыбнулся. -Да мне только показать, я бы махом, мне какую хочешь технику. - Ива-а-а-н, - Чиганов расхохотался, уже ничуть не сдерживаясь. - Ну, что за простой вы народ! Ты хоть раз в кабине вертолёта был? -Да нет, я же дереве... - Идём, - Чиганов толкнул замешкавшегося Ивана к вертолёту. И пока шли к серой огромной стрекозе сквозь некошеное поле, привольно разлёгшееся на месте поля лётного, пока топали по единственно уцелевшей рулёжной дорожке к посадочной площадке, тяжело молчали, каждый в своих думках. Не замечая, как на почтительном отдалении следуют две молчаливые фигуры. Выбор у Чиганова был непростой, но делать-то его надо. - Ну, вот... - распахнул он дверь . - Смотри. Иван глянул и замер. Нет, он видел по телеку много раз эти вертолёты, и над своей головой наблюдать их приходилось, но отчего-то представлял, что в кабине будет что-то очень похожее на его КамАЗ. Ну, или, может чуть посложнее, как на новых грузовиках. Но приборов было куда больше: ручки, лампочки, рычаги, непонятные тумблеры и переключатели. На нескольких панелях сразу, на руле, или не руле. Как назвать-то странное это приспособление, похожее на торчащую из пола фигурно выгнутую палку с рифлёной рукояткой? И ещё сбоку, на стене кабины, даже где-то чуть ли не на потолке. Их было уж как-то слишком много, неизмеримо много... Попятился, ссутулился принимая на плечи и всю тяжесть и последних долгих дней и тех, что еще предстоят. Чиганов хмыкнул: - Что? Показать, вертолётчик? Ты что же думал, что МИ - это совхозный грузовик: две педали и руль? - Три, - пробормотал Иван. - Простите, мужики, простите!- И рванул вдруг куда-то по взлётке почти бегом, неловкий, маленький, сутулый. - Стой! - рявкнул Чиганов, разом понимая, что повезет он его, вот повезет и всё. И почему - не спрашивай. То ли потмоу что простить себе не мог , что мать ещё и в Бурятию не свозил. Там говорят ламы чудеса творят. А то ли в пику тем, кто, как извозчика его гоняют, за глупостями в общем-то. И керосин не считают, да и его за человека тоже. - Догони его! - крикнул Сёмке. - Иваныч, - Колька-молчун тронул начальника за плечо, - дед мой в сорок седьмом самолёт угнал, когда моей бабушке рожать приспичило, а можно было только на самолёте с прииска вылететь, дед же всю войну лётчиком прошёл. Ну, и угнал... И керосина хватит. Право на экстренный вылет есть... - Посадили деда? - перебил Чиганов - Нет. Даже трибунал оправдал. В сорок седьмом - весомо повторил Колька. - Ну, если даже трибунал. - он распрямился, ощущая, как щекочуще льется в душу азарь, веселая злость и забытое уже желание, взять и перевернуть мир, хоть для одного человека... - Еле вернул, - сообщил Сёмка, цветя в тридцать два крепких белых зуба, - сайгак, бля, необученный. Иван переминался с ноги ногу, внимательно изучая дорожку. - Жена у тебя где? - Чиганов качнулся с пятки на носок и обратно. Была у него такая привычка в минуту тяжкого решения -Что? - мужик вздрогнул и как-то испуганно посмотрел на Чиганова. - Жена твоя где? - Так в машине, спит. Ей фельдшерица укол поставила, сказала: часов на шесть, если сильно не тормошить. Теперь уже на три... - Носилки нужны? Иван разом просветлел и вновь засуетился: - Да я так, так быстренько на руках, быстренько... Там весу, весу совсем ничего. - Так неси... Не верю я во всю эту ерундистику. - Да ты не верь, не верь... А я , мужики, я отработаю! Вон хоть обкошу тут всё. У меня трактор, роторка, я махом. Тут всё у вас, тут же заросло, а? Опять, смотрю, шифер просел, могу крышу перекрыть, стропила, видно, подгнили. С того края столбы у огородки... - Ты это заметил, пока в меня целился? - осадил Чиганов, неприятна ему была эта приниженная суетливость. - Могу и деньгами. У меня тысяч двадцать есть, я вот с рейса сейчас, я отдам. Я бы сразу, да сказали, что без толку к вам. Подневольные вы. - Двадцать, - хмыкнул Чиганов, - двадцать, брат, это только за посмотреть. Но насчёт «всё тут скошу» - это хорошо, принимается. - Посмотрим, что там за сокровище, - подмигнул он Сёмке, - из-за которого на срок идут. Но Сёмка шутки не принял и ответил серьёзно: - Сколько у них детей? Двое? Пойдёшь тут... На Нину Чиганов всё-таки взгляд бросил, когда уже долетели. Восковое лицо выглядело нехорошо, не из-за болезни, а само по себе: большой рот, резко вздёрнутый нос, острые скулы, туго обтянутые пергаментной кожей, и в выр