— Роа! Риа!
Мир быстро крутится перед глазами, но я удерживаю себя, вцепившись ладонями в простыню на больничной койке. Я в той же самой палате, что были мои дети? В той же или в похожей. Рядом со мной Арден, который не дает мне рывком спрыгнуть на пол, а еще в моей палате сам Торнгер Ландерстерг. Именно он произносит:
— Их нет, Аврора. В Ферверне. Детей забрал их отец.
Как же я ненавижу его за это! Отца и Торнгера Ландерстерга, которому готова вцепиться в волосы взамен того отца. Чтоб его… Состояние паники захлестывает меня, и руку начинает жечь так, что из глаз невольно текут слезы.
— Все хорошо, — констатирует Арден, глядя на датчики. — С ней все хорошо.
— Замечательно. Как ты и сказал, очнулась она гораздо быстрее, чем могла бы.
Ненавижу их! Ненавижу их всех! Всех иртханов! А этих — особенно. Они отдали ему моих детей! Он увез их в Рагран. Я в полушаге от того, чтобы начать драться с Арденом, когда он произносит, на удивление мягко:
— Аврора, пожалуйста. Я понимаю, что вы чувствуете, но мне бы очень не хотелось колоть вам успокоительное, — врач кивает на монитор. Он больше напоминает военного, чем врача, и я с ненавистью смотрю на него:
— Вы не имели права! Не имели права отдавать ему их без моего…
— Вообще-то имели. — Торнгер Ландерстерг не повышает голос, но от его спокойных глубоких интонаций по коже и так идет мороз. — Но речь сейчас не об этом. Арден, оставишь нас для короткого разговора?
Врач кивает и мгновенно выходит. Теперь я с ненавистью смотрю на Ландерстерга — больше не на кого. Да мне плевать, на кого смотреть. Я правда их всех ненавижу. Иртханы! Повелители мира. Считающие, что им все подвластно и все доступно, что все в их руках.
— Мне все равно, что вы скажете. Говорить с вами мне не о чем. Уходите.
— Я думаю есть о чем. — Иртхан приближается и останавливается совсем рядом. В каком-то шаге от моей парящей над полом койки. — Мы с женой чуть не оказались в подобной ситуации. Сейчас, глядя на вас, только в эту минуту я начинаю понимать, какой катастрофы мне удалось избежать.
— Душещипательно. Скажете, когда начинать рыдать?
— Вы злитесь, и это нормально.
— Да вы что?!
— Аврора, вы правда считали, что скрывая детей правящего страной, вы избежите последствий? Вы правда верили в это?
Сейчас я ненавижу его еще больше. За эту его непробиваемую физиономию, за лед в глазах.
За то, что по сути… он прав. Он прав в том, что все эти годы я надеялась на то, что мои дети успеют вырасти. Успеют стать совершеннолетними и самостоятельно принимать решения. Что их отец больше никогда ничего не сможет им приказать. Ни им. Ни мне.
— Какое вам дело до всего этого?! — голос срывается, становится хриплым. Как от простуды.
— Дело? Ну, даже если отменить мою «душещипательную», как вы выразились, историю, вы ввернули такую политическую ситуацию, от которой у Мирового сообщества волосы дыбом. Ваши дети — наследники одного из сильнейших иртхнов мира. Возможно, сейчас сильнейшего в принципе, я не замерял.
Это что, у него чувство юмора типа?
— Вы не просто увезли их втайне от отца, вы их родили втайне от него. Вы их растили втайне от него. Подвергая их и свою жизни, жизни окружающих вас людей опасности, но даже если отбросить все это, вы пошли на сговор с правящим другой мировой державой. И это, моя дорогая Аврора, уже далеко за пределами того, что касается лично вас. Это — мировой конфликт.
Мне показалось, или он сейчас издевается? Злится? Прищурился так, что глаза превратились в две узкие щелки, в которых начинает плескаться пламя. Вот тебе и непробиваемый Торнгер Ландерстерг, но…
— Не вам читать мне мораль, — резко говорю я. — А что касается сговора с правящим, свою паранойю оставьте себе. О моих детях не знал никто. Только их отец… то есть мужчина, который согласился стать их отцом и растить их. И наш семейный врач.
Пламени в глазах становится больше, а затем меньше. Ландерстерг хмурится, но во мне уже не осталось сил на него смотреть. Чем скорее он уйдет, тем лучше. Чем быстрее я останусь одна, тем быстрее смогу прорыдаться. Если получится. Потому что слез нет, внутри клубится ярость и то, чем меня наградили глубоководные. То, что жжет руку, словно меня снова и снова клеймят.
— Поверить не могу. Вы правда не знали? — Ландерстерг в упор смотрит на меня.
— Мне наплевать на вас, и на то, во что вы верите, — я падаю на подушки. Сил держать себя больше нет, потому что голова опять начинает кружиться. — Уйдите. Просто уйдите, пожалуйста.
Я добавляю «пожалуйста», чтобы он в самом деле наконец-то ушел. Ничем другим его не проймешь, но, может, хоть так…