Наверное, все нормально, потому что он — отец моих детей, но он не мой муж. Я не вижу кольца ни у него, ни у себя. Еще он смотрит на меня как-то странно. Да, похоже что это слово прочно войдет в мой обиход на ближайшие несколько дней. Если не месяцев.
— Так вы ответите на мой вопрос?
— Мы были на «ты», Аврора.
Полагаю, что да. Если умудрились сделать троих детей.
— Простите, я еще не совсем освоилась. В новом мире без памяти нелегко. — С губ срывается смешок. — То есть для всех он старый, а для меня новый. Для меня все в новинку. Наверное, так даже интереснее.
Я говорю какую-то ерунду, пытаясь скрыть свою нервозность, даже улыбаюсь, но мужчина приближается, садится рядом и берет мою руку в свою. Прикосновение обжигает, на миг кажется, что я сейчас вспомню все-все-все, потому что эта вспышка — она как костер в ночи, опаляет искрами и отрезвляет, будоражит и почти рисует картину перед глазами. Картину, в которой мы…
Темнота.
— Все будет хорошо. Мы вместе освоимся в новом-старом мире. — Он улыбается, но как-то совсем без веселья. — Ты… главное, что ты жива, Аврора.
— В каком-то смысле это определенно радует.
Мне хочется прикрыть глаза и отнять руку, потому что его прикосновение продолжает жечь, а память молчит. Как так можно: испытывать близость — и при этом не помнить? Ровным счетом ничего.
— Мы остановились на том, кем мы приходимся друг другу, — напоминаю.
— Мы обручены.
— Только сейчас?! Сколько лет нашим детям? Или сколько лет мы обручены?
Он трет виски.
— Обручены по законам драконов, Аврора. Мы пара. Я расскажу все гораздо быстрее, если ты не будешь задавать вопросов, потому что поверь, для меня это тоже испытание не из легких.
Поразительно, как вся твоя жизнь может уложиться в один рассказ длиной в полчаса. Бенгарн Вайдхэн знает обо мне все подробности, и теперь их знаю и я. С самого начала. Где я родилась. Историю моих родителей и моей мамы, попавшей в тюрьму, чтобы меня защитить. Историю моего старшего сына, которого зовут Лар. Младших близнецов Роа и Риа. Нашу с Беном историю, все, что предшествовало случившемуся. Как он увез их, как запретил нам видеться, как я прорывалась к нему под чужой личиной, как мы стали парой. Что было дальше и что привело ко всему этому.
Он говорит, говорит и говорит. Изредка смотрит на меня, будто ждет чего-то — и я знаю, чего он ждет. Что я вспомню. Что я почувствую, но я не чувствую ничего, кроме инстинктивного влечения к мужчине, который сидит рядом. Теперь я знаю, почему: парность. Неправильная и нелогичная, атипичная, как и все, что касается черного пламени. Я пытаюсь найти в себе чувства к детям, зацепиться за его слова и вытащить хоть что-то, хоть что-то, что позволит мне разжечь эту искру в сердце к очаровательным, чудесным крохотным малышам, которым я подарила жизнь и которым, если верить Бену, дарила любовь. Пытаюсь вспомнить свое отчаяние и ярость, когда он их забрал. Пытаюсь прожить, испытать хотя бы сотую долю чувств, которых во мне было так много.
Но нет.
Когда он замолкает, тишина кажется звенящей. Звенящей и слишком тяжелой, возможно, поэтому Бен произносит:
— Скажи хоть что-нибудь, Аврора.
И я говорю единственное, что для меня сейчас важно:
— Я хочу спать.
— Хорошо, — легко соглашается он. — Спи.
— Вы мне только что разрешили спать? — уточняю я.
А он, как ни в чем не бывало, стягивает пиджак, ослабляет галстук и ложится рядом со мной.
— Спать, — повторяю я, хотя рядом с ним уже не настолько уверена, что именно это имела в виду, и что он правильно меня понял.
— Спи, — повторяет он. Притягивает меня к себе, прямо на грудь, укутывает одеялом, щелкает пультом от кондиционера.
Не уверена, что это правильный подход к сну, поэтому пытаюсь отстраниться. В тех эмоциях, о которых он мне рассказывал, было слишком много боли, слишком много отчаяния, слишком много всего. Сейчас во мне всего этого нет, и с одной стороны это хорошо, а с другой… радости, которую я должна была помнить, вот этого ощущения близости, единства, соприкосновения пламени и бесконечного стремления стать единым целым с этим мужчиной тоже нет. Есть только какие-то инстинкты, о чем я ему сейчас и говорю. Он слушает внимательно, не перебивает.
Только когда я замолкаю, произносит:
— Я столько раз от тебя отказывался, Аврора, отказывался по собственной глупости, из-за недоверия… в первую очередь себе, что исчерпал, кажется, все возможности быть с тобой рядом. Но если я сейчас позволю себе принять эту мысль, если я поверю в то, что это правда, я снова от тебя откажусь. Я снова откажусь от нас и от всего, что может быть. От наших детей.