Сейчас она вернется в Москву. Ее близкие ждут рассказов, подарков, любви. Что она теперь может им дать? Свою разбитую жизнь? Как все это могло произойти? Как она дала втянуть себя в эту историю? И в какой момент? Когда все это началось? В тот момент, когда в Шереметьево человек с родимым пятном отдал ей пакет? Или когда ей позвонил бывший муж?
Один раз он уже разбил ей жизнь…
Или она сама во всем виновата? Может быть, она просто влюбчивая дура, которая ничего не понимает в людях и дает себя обмануть первому встречному только потому, что он недурен собой и от него пахнет дорогим одеколоном? Разве он в чем-нибудь виноват перед ней, если она сама, сама, как глупый мотылек, полетела на огонь и сгорела? А он? Что ж, он задумал и блестяще осуществил намеченный план. Вольно ей было оказаться такой дурой. Ленка права: она всегда жила чувствами. Никто из ее подруг не дал бы втянуть себя в подобное приключение, любая из них вышла бы из этой истории сухой — получила бы удовольствие, накупила тряпок, набрала бы побольше денег и спокойно уехала домой, вспоминая о приятной интрижке с иностранцем. А чувства… Какие чувства? Кому они нужны в наше время?
Она вспомнила Филиппа, вспомнила, как он смотрел на нее, как целовал, вспомнила, как они занимались любовью, как он шептал ей французские слова. Разве все это могло быть ложью? И раз все-таки это была ложь, разве он не понимал, что рано или поздно эта ложь убьет ее? Что он сейчас делает? Пересчитывает деньги, которые она оставила ему? Радуется, что все хорошо кончилось?
Она терзала себя, пока всю ее душу не затопила боль.
Наташа не заметила, как заснула: ей приснился Филипп; он сидел рядом с ней и молчал. Она спрашивала его о чем-то, теребила его, кричала, но он не отвечал, а молча смотрел на нее, и взгляд у него был грустный и нежный.
Она проснулась, когда стюардесса принесла обед. Как хорошо было во сне!.. Правда, и во сне ее терзала эта невыносимая тупая боль, но во сне он был рядом, он смотрел на нее, и она так близко видела его лицо, его любимое лицо…
Она отказалась от еды, но попросила вина и с жадностью выпила целый стакан. Через час она будет в Москве. Что будет, если у нее найдут конверт? Ее арестуют, и ей даже нечего будет сказать в свое оправдание. Впрочем, она и не подумает оправдываться — ей все равно.
Она почувствовала, как шасси ударились о московскую землю. Все кончилось. Она встала, оглядела салон, будто окончательно прощаясь с Парижем, воздухом которого продолжала дышать в самолете, и вслед за пассажирами направилась к выходу. Ей довольно долго пришлось ждать, пока на резиновом транспортере покажется ее чемодан. Потом она встала в длинную очередь к таможеннику. Очередь двигалась медленно, и ей казалось, что с каждой минутой сил у нее остается все меньше и меньше. Когда очередь подошла совсем близко, она увидела, что таможенник — тот самый парень с рыжими волосами и веснушками, который улыбнулся ей в день отъезда. Вспомнила, как счастлива она была в тот день, когда с тремя сотнями долларов улетала в Париж. Неужели прошло только десять дней?
Перед ней оставался один человек. Она приготовила декларацию и паспорт, но таможенник долго не пропускал высокого гражданина с сутулой спиной, который стоял перед ней. Она пыталась вслушаться в их разговор, но ничего не понимала и вдруг, подняв глаза, различила среди встречающих, столпившихся за символической оградой, Зинаиду Федоровну. Она не почувствовала радости: наоборот, ужасная тоска сдавила ей сердце. У матери такое счастливое лицо… Чего она ждет? И как обмануть ее? Разве можно ее обмануть?