Лежа без сна, она вспоминала самое страшное, что было в ее жизни, и хотя эти воспоминания больно терзали ей сердце, она боялась открыть глаза, потому что боялась вернуться к реальной жизни, в которой, как она думала, ей не было места. Она знала, что увидит привычное пятно на обоях, застиранные занавески, заклеенное пластырем стекло на книжной полке, но, главное, увидит конверт.
И вдруг она подумала о Сереже. «Он встречается с отцом. Что, если он втянет его в свои грязные дела?
Ведь втянул же он меня? Он же не мог не понимать, что, если со мной что-нибудь случится, мальчик останется без матери? Или он только этого и добивается? Но зачем? Зачем ему Сережа? Он прекрасно обходился без него двенадцать лет. Да и не стал бы он доверять мне сверток, если бы был какой-то риск, раз речь идет о таких деньгах. О деньгах…»
Она усмехнулась: какие там деньги, ведь деньги они отобрали, и как ловко… Но, может быть, она все-таки ошибается, и дело вовсе не в наркотиках? Может быть, это все-таки шпионаж или что-то другое?
Она никогда не знала точно, чем занимается ее муж, — знала только, что он работает в каком-то химическом институте и что он способный химик. Потом вспомнила, что Сережа с восторгом рассказывал ей о каких-то исследованиях, которыми занимался отец и в которых она ничего не понимала, но «ведь к наркотикам это никакого отношения не имеет»?
Потом она снова и снова мысленно возвращалась к его уходу, такому оскорбительному, такому внезапному… Он никогда не интересовался сыном и никогда не давал денег, а она не хотела ни просить, ни требовать через суд — и то, и другое казалось ей одинаково унизительным. Единственное, чего она тогда хотела, это никогда больше не видеть его и сделать так, чтобы Сережа никогда его не узнал.
Почему же год назад, когда он позвонил впервые за двенадцать лет и сказал, что хотел бы видеть сына, она сдалась? Сдалась не из-за себя — для себя она уже ничего не хотела от этого человека, — сдалась из-за Сережи, которому было двенадцать лет и ему был нужен отец.
Впрочем, того, что она ждала от этих встреч и ради чего пошла на жертву, не произошло. Из взволнованных мальчишеских рассказов она сперва ничего не поняла, а потом почувствовала, что отец так же равнодушен к мальчику, как и раньше, что встречается он с ним либо по обязанности, либо по какой-то другой, ему одному понятной причине. Она медлила, не решаясь положить этому конец, не решаясь вмешаться в столь важную для сына область жизни. И то, что Сережа не называл его отцом, а обращался по имени и отчеству или просто называл Дмитричем или Ю.Д., немного успокаивало ее ревность и тревогу. Она жила, переходя от страхов к надежде, не решаясь поверить в хорошее и ругая себя за то, что ей казалось мнительностью.
И вот теперь она знала, каков был этот человек, ее бывший муж и отец ее сына. Она пойдет в милицию или ФСБ и все расскажет. Что — все? Что она согласилась перевезти какой-то сверток? Ее спросят, что в нем было, и что она скажет?
Может, просто отнести им конверт? Пусть сами разбираются… А если там нет ничего плохого? Тогда почему же ей заплатили? Они могли бы просто использовать ее как перевозочное средство, раз она все равно ни о чем не догадывалась. Если же это наркотик, ее спросят, почему она согласилась его перевозить. Ведь она не имела права брать пакет, содержимое которого ей не было известно. И потом, если она выдаст мужа, он скажет про деньги, которые она получила. И что она сможет возразить? Кто ей поверит, что она отдала эти деньги первому встречному? Потому что кто же он, если не первый встречный? Она даже не знала его адреса, ведь он сам говорил, что квартира принадлежит его друзьям. Да и не сумела бы она найти ее в лабиринте парижских улиц!
С чем же она пойдет? И даже если его, Филиппа, найдут, что она сможет доказать? Ведь свидетелей нет, и она будет выглядеть как банальная искательница приключений, подцепившая смазливого иностранца…
При воспоминании о Филиппе у нее опять болезненно сжалось сердце.
Может быть, открыть пакет и посмотреть, что там? Она почувствовала отвращение. Да и что она в этом понимает? Значит, все-таки надо идти? А если это действительно какое-то преступление и ее посадят, что будет с мамой, с Сережей?
О себе она не думала, ей было все равно, но они? Она пойдет к нему и потребует, чтобы он ей все рассказал и, главное, оставил в покое Сережу. Иначе она его выдаст. Он наверняка согласится, его грязные дела ему наверняка дороже сына. Но что она скажет Сереже? И как сказать ему об этом? Ей пришлось бы уронить в его глазах не только отца, но и саму себя… Разве она сможет нанести ему такой удар? Что-нибудь придумать, солгать ему? Или все-таки посмотреть, что в конверте?