— Откуда ты знаешь?
— Сестра Людмилы Ивановны, Екатерина Ивановна, — она работает лифтершей в доме, где живет его вторая жена. Она рассказывала про него ужасные вещи.
— Например?
— Я не хочу это повторять, тем более что все это еще, может быть, просто сплетни.
— Мама, пожалуйста, скажи, я должна знать.
— Он как-то очень скверно обошелся со своей второй женой.
— Хуже, чем со мной?
— Да.
— Расскажи.
— Наташа, пожалуйста, избавь меня от необходимости это пересказывать. Я не хочу.
— Но ведь Екатерина Ивановна работает где-то совсем близко отсюда?
— Совершенно верно, в Староконюшенном. Помнишь кирпичную башню напротив булочной?
— Так называемый дом ЦК?
— Ну да! Зачем тебе?
— Просто так. — Наташа пожала плечами. — Вдруг мне захочется с ней встретиться…
— С кем?!
— С его бывшей женой.
— Ты с ума сошла! Зачем? Она не станет с тобой говорить. Да и зачем тебе это нужно? И с какой стати она будет рассказывать свои интимные подробности постороннему человеку? Тебе нечего там делать — у нее тяжело болен отец, и потом, там ребенок…
— Какой ребенок?
— Девочка.
— От Павловского?
— Ну конечно!
— Боже мой, значит, у Сережи есть сестра?
— Не думаю, чтобы они горели желанием обзавестись новыми родственниками.
— Что это за люди?
— Наташа, я с ними не знакома. Все, что я знаю, так это то, что отец ее работал в ЦК.
Наташа задумалась.
— Ты не знаешь, как ее зовут?
— Вера.
— А девочку?
— Кажется, Оля.
— И сколько ей лет?
— Десять или одиннадцать. Да, одиннадцать: она на два года младше Сережи.
Зинаида Федоровна встала и вернулась к плите, на которой в небольшой кастрюльке варился нехитрый суп.
— Мама, а что у нас с телефоном?
— А что такое?
— Он не работает.
— Ты, наверное, забыла заплатить?
— Забыла… Перед отъездом так замоталась…
Наташа вспомнила, какой она была радостной и беззаботной, когда собиралась в Париж, и у нее больно защемило сердце.
— Сходи к Людмиле Ивановне и позвони на станцию, слышишь? Что с тобой?
— Ничего, мама, все в порядке. К Людмиле Ивановне, говоришь? Сейчас схожу.
Наташа вернулась в комнату, оделась и вышла из квартиры.
«Ни к какой Людмиле Ивановне я не пойду. И так ясно, что телефон отключили — мы не заплатили за последние два месяца. Надо идти в школу и спросить про вечер. Только бы мама ни о чем не узнала…»
Наташа вышла из подъезда и бросилась к школе.
Звонок на урок только что прозвенел, и в вестибюле не было никого, кроме уборщицы в синем сатиновом халате, которая протирала надетой на палку тряпкой пол у входа.
— Здрасте, тетя Надя!
— Здравствуй, милая, ты чего пришла?
— Вы не скажете — вчера в школе был какой-нибудь вечер?
— Господь с тобой! Какой вечер в воскресенье? Учителя тоже люди — им отдыхать надо…
«Значит, он обманул. Обманул бабушку и меня, — думала Наташа, спускаясь по ступенькам и одновременно пытаясь уговорить себя, что это еще ничего не доказывает: — Может быть, он просто хотел провести вечер с ребятами… Или с девочкой. Ему тринадцать лет — он вправе иметь от меня секреты».
Она стояла посреди школьного двора, не зная, на что решиться — остаться здесь, подождать Сережу и потребовать объяснений или вернуться домой. И тут она вспомнила материн рассказ о второй жене Павловского.
«Пойти к ней и попробовать поговорить? Зачем? Если то, что сказала мама, правда и мой бывший муж действительно такой страшный человек, каким он ей представляется, надо спасать Сережу, пока не поздно. А чего, собственно, я хочу? Какие еще доказательства мне нужны? Разве еще не все очевидно после того, что он сделал со мной? И тогда и теперь. Да и захочет ли она со мной говорить? Почему нет? Я ничего плохого ей не сделала… Ведь это меня он бросил ради нее».
Наташа, плохо понимая, что делает, направилась в сторону Староконюшенного переулка, к дому, который хорошо знала.
Она вошла в светлый просторный подъезд, но на месте дежурной оказалась не тетя Катя, а совсем другая женщина: расспрашивать ее было невозможно. Наташа повернулась, пока та не успела задать ей какой-нибудь вопрос, и вышла на улицу, размышляя о том, как узнать номер нужной ей квартиры, когда увидела девочку лет десяти, медленно идущую к дому со школьным рюкзачком за спиной. Что-то заставило Наташу внимательно приглядеться к ней: у девочки было бледное, болезненное личико, обрамленное прямыми темными волосами, и светлые глаза. Черты ее лица были скорее неправильными, но сходство с Павловским было настолько очевидным, что Наташа решилась заговорить с ней: