— Москва… Сивцев Вражек… дом… квартира… телефон… Правильно. Все правильно.
— В тот день, когда она вернулась в Москву, я ей звонил, но никто не отвечал. А потом…
— Ах, господи, да у них телефон не работает! Вот, по-моему, как она приехала, так и отключили. Они ночью-то ко мне пришли, когда Сережка пропал, сынок Наташин, знаете?
— Как это — пропал?
— Ночью звонят, Наташа-то с Зиной, и говорят: Сережки, мол, до сих пор нет. А было уж часа два ночи, а может, и больше. Вот они и волнуются, куда мальчишка делся? У нас сейчас, знаете, днем-то на улицу опасно выйти, а уж ночью… А мальчонка маленький еще — тринадцать лет. Ну, чего ж, надо искать. В милицию звонить, в больницу, сами знаете. А телефон-то у них не работает. Они ко мне. — Филипп слушал, затаив дыхание. — А я спала. Я рано спать ложусь. И просыпаюсь рано. Вот и на работу уж сколько лет не хожу, а спать поздно не могу, просыпаюсь и все. Да. Ну, открываю, они стоят, плачут, говорят: "Тетя Люда, дайте позвонить, у нас телефон не работает, а Сережка пропал". — "Давайте, — говорю, — проходите". Чай поставила: Зине-то совсем плохо было. Да и Наташа… Ей каково парня-то без отца поднимать? С мужем-то она развелась — Сережка еще маленький был. А парень-то хороший, воспитанный. Здоровается всегда. "Здрасте, баба Люда!" и-и побежал… Вот, позвонили они, чай попили на радостях: мертвого-то не нашли и в милицию не забрали. А уж утром он сам пришел, часов в семь или восемь.
Должно, взгрела она его хорошенько. А как же? Из-за него и Зина-то потом слегла. Нанервничалась. Ее в тот же день "скорая" и увезла. Инфаркт у нее был. Наташа-то опять ко мне прибежала. А я опять спала. — Людмила Ивановна рассмеялась. — Ну, думаю, кто там опять? А это Наташа, ни жива ни мертва. "Тетя Люда, — говорит, — матери плохо, вызывай "скорую"". Сама-то она, бедная, намучалась. Зину забрали, увезли, а она вдогонку, на такси. Денег у нее не было: дай, тетя Люда, одолжи, говорит, и за Сережкой пригляди. А у меня какие деньги? Вся пенсия — триста рублей. Но я ей дала, дала, а как же? А она — в больницу и так там две недели и просидела. Или три, я уж и не помню. Даже ночевала там.
— А как же… Зина, Зинаида?..
— Федоровна. Слава Богу, поправилась. А вот Сережка-то опять сплоховал.
Людмила Ивановна наклонилась к Филиппу и шепотом добавила:
— С наркотиками связался или как их там. Вот они квартиру-то и продали.
— Зачем? Я не понимаю…
— Сама не пойму, — Людмила Ивановна пожала плечами. — Зина ко мне зашла вечером, вот перед самым их переездом, дня за два, и говорит: продали, мол, квартиру. Я говорю, как это продали? А вот так, говорит, чтоб Сережку лечить. Только ты, говорит, смотри, никому. А то как станут его эти наркотики искать, ну вот, наркоманы-то эти, так опять ему голову-то и задурят. А сама плачет. А я что, я молчу. Вот только вам первому и рассказала. Стало быть, вот за лечение-то и продали.
— Не может быть, — прошептал Филипп. Он был в Ужасе.
— Вот и я говорю: зачем квартиру-то продавали?
— И куда же они поехали?
— Вот этого не скажу, не знаю. Что же вы чай-то совсем не пьете?
— Спасибо, очень вкусно, — рассеянно пробормотал Филипп, отпив один глоток. — Что же они, не сказали даже, где будут жить? — Филипп недоверчиво посмотрел на нее.
— Зина адрес-то не знала. Сказала, где-то за Сокольниками вроде. А может, и не за Сокольниками, не помню.
— Что такое — Сокольники?
— Сокольники-то? А парк такой есть, Сокольники называется.
— То есть они в другую квартиру переехали? В Москве?
— А как же, куда ж они из Москвы-то денутся?
— А телефон у них есть?
Вот телефона вроде у них там нету. Зина говорила, ставить будут. Вы чай-то пейте, а то остынет совсем. Вы не волнуйтесь: как телефон поставят, так Зина-то и позвонит. А если чего передать надо, я всегда передам. Это вы даже не сомневайтесь. Я все на бумажку запишу, все сделаю, все скажу.
— Спасибо, Людмила Ивановна. Я напишу записку и оставлю свой телефон. Когда Наташа или ее мама позвонят, вы скажите, что приходил Филипп и оставил записку с номером телефона. И пусть она мне сразу же перезвонит.
Людмила Ивановна закивала: Филипп ей нравился.
— Пиши-пиши. Все передам, не сомневайся. Бумага-то у вас есть?
— Да-да, есть.
Филипп вырвал из записной книжки несколько страничек и начал писать записку. Потом сложил листочки пополам и протянул Людмиле Ивановне.
— Вот. Здесь мои телефоны и адрес — в Париже и здесь, в отеле. И, если позволите, ваш телефон я тоже запишу, на всякий случай.