Наташа повернула голову и посмотрела на подругу:
— Потом поговорим.
— Что значит — потом? Я вовсе не собираюсь тебя доставать, но ведь надо же что-то решать с ре… с твоей беременностью? Ты уверена, что не наделаешь очередных глупостей?
— Уверена. Прости… я хочу побыть одна. Не сердись…
— Хорошо, я пойду. Да ладно, Господи, я не обижаюсь. Я же представляю, каково тебе сейчас. Вот ты никогда меня не слушаешь, а я ведь тебе говорила! Ладно, ладно, не буду. Но имей в виду, у тебя есть сын. И сейчас он нуждается в тебе как никогда. Хочешь, я поговорю с врачом? У тебя ведь уже большой срок… Все, все, ухожу. Тогда завтра я приду, и мы все решим: раз уж ты все равно оказалась в больнице, надо этим воспользоваться.
— Ты кому-нибудь говорила об этом?
— Нет, конечно, кому я могла сказать?
— И не говори.
— Господи, конечно, я никому не скажу, не волнуйся. Все, Наташка, до завтра. Я тут тебе оставила поесть, в тумбочке — сок, фрукты, еще кое-что. Пока.
Лена поцеловала подругу, сняла халат и вышла из палаты.
"Ребенок… У меня будет ребенок… Его ребенок. Господи, прости меня. Я проклинала тебя за то, что ты забрал маму, я отреклась от тебя, а ты подарил мне ребенка от человека, которого я люблю, который был моей последней любовью. Благодарю тебя, Господи. Значит, так было нужно, значит, ты простил меня…"
Ни на минуту у нее не возникло сомнения, оставлять или не оставлять ребенка. Конечно, она его оставит, что бы ни говорила Ленка или кто-то еще. Разве может быть иначе? И разве может иметь значение то, что она одна? Конечно, нет. Ведь она любила Филиппа. И почему — любила, она и сейчас его любит. Она любит того Филиппа, которого помнит, а другого, того, кем он оказался, она не знает и не хочет знать. Значит, она простила его? Простила или не простила, дело не в этом. Дело в том, что она не хочет жить с этим ужасом в душе. И как хорошо, что она обо всем узнала после того, как рассталась с ним, что между ними не было объяснений, упреков, слез, что им не пришлось смотреть друг на друга злыми глазами. Она будет помнить его таким, каким он был с ней там, в Париже. Он подарил ей несколько дней счастья. И каким бы он ни был, эти несколько дней он любил ее или делал вид, что любил, неважно — все равно она была счастлива. Теперь она знает, что никогда больше не увидит его, но это неважно… Все это совершенно неважно, потому что теперь она не одна.
Она лежала на продавленной больничной койке, закрывшись одеялом с проштампованным пододеяльником, и считала, сколько времени осталось до рождения ребенка. "В начале февраля. Да, в начале февраля у меня родится девочка, и я назову ее Зиной". И на ее худом и бледном лице появилась едва заметная дрожащая Улыбка.
Лена Кораблева, возвращаясь домой, думала: "Бедная Наташка, что с ней стало! За эти два месяца она постарела на десять лет. Представляю, что ей пришлось пережить и с мамой, и с Сережкой… И квартиру, Господи, какую квартиру потеряла, в самом центре… А этот мерзавец, француз: разыскать бы его да и дать в морду. Что ж там у них произошло? Забыла сказать ей, что деньги ее я привезла, они ей сейчас очень пригодятся, ведь теперь надо Сережку поднимать, а то пропадет парень. Ничего, сделает аборт, выйдет из больницы, отвезу их на дачу, она там быстро про все забудет… А с Виктором у нее явно что-то есть. Я еще перед отъездом заметила, что он на нее посматривает, а тут, судя по всему, он помогал ей с похоронами и с Сережкой. Значит, они встречались. Ну и слава Богу, может, из этого что-нибудь и получится…"
— Наташка, ты с ума сошла! — они сидели в больничном коридоре недалеко от Наташиной палаты. — Я понимаю, тебе пришлось много чего пережить за это время, но ведь не совсем же ты потеряла разум? Или ты чего-то не договариваешь?
— Например?
— Может быть, у тебя намечается роман с Виктором?
— Конечно, нет.
— Почему — конечно? Чем он плох?
— Он всем хорош, кроме одного — я его не люблю.
— А он тебя?
— Не знаю. Он мне о своих чувствах не рассказывал.
— Брось, пожалуйста! Можно подумать, ты без слов не понимаешь такие вещи. Как получилось, что он занимался твоими делами все это время?
— Случайно. Сережа пропал в тот день, когда мы должны были встретиться из-за квартплаты. Можешь себе представить, в каком я была состоянии… Он спросил, в чем дело, и я ему все рассказала. Все равно, помочь мне было некому, а он, надо отдать ему должное, и Сережу помог разыскать, и с квартирой помог, и с переездом, и потом, когда умерла мама…
— И ты хочешь после этого сказать, что не знаешь, как он к тебе относится? Неужели ты думаешь, что он стал бы со всем этим возиться, если бы не был в тебя влюблен по уши? На благотворителя он не похож.