— Может быть, не знаю. Вернее, мне не хочется об этом говорить.
Ленка всплеснула руками:
— Ах ты, Боже мой, ей не хочется! А воспитывать ребенка одной тебе хочется? Такой мужик! Богатый, хозяйственный, не пьет. Ну, может быть, звезд с неба не хватает, зато надежный и, кажется, добрый. Не то что некоторые.
— Ты забываешь одну маленькую деталь — я его не люблю. И потом, почему ты так уверена, что он захочет на мне жениться с двумя детьми?
— Если любит, захочет. Знаешь, вот ты сейчас немножко придешь в себя, и мы устроим посиделки. У меня. Потанцуем, выпьем немножко, посидим, а? Наверняка он как-то проявится. Или, еще лучше, поедем в деревню к моим старикам и возьмем его с собой. Там природа, купанье, прогулки под луной… Там ты его, тепленького, и возьмешь…
Наташа рассмеялась:
— Ленка, Ленка! Ты неисправима.
— Ты мне зубы не заговаривай. Говори, согласна?
— Не знаю. Сейчас я не могу даже думать об этом.
— А тебе не надо ни о чем думать — я сама все сделаю, ты только скажи! Да, Наташка, забыла тебя спросить: это правда, что мне сказал Виктор про твоего бывшего? Его действительно убили?
— Правда, — Наташе не хотелось об этом говорить.
— Ну, после всех его проделок, о которых ты рассказала, это не удивительно. Раз он занимался такими вещами, — она покачала головой, — мне его даже не жалко. Какой ужас!.. Сережка знает?
— Пока нет.
— Бедный мальчик, много же ему предстоит узнать…
Наташа опустила голову и ничего не ответила.
Сережа приехал в середине июля. Он очень изменился: его лицо лишилось признаков детскости, которые Наташа так любила в нем и которых он сам всегда стеснялся, говоря, что похож на девчонку. Исчез румянец, исчезла пухлость щек. Изменилось выражение глаз. Она находила в нем что-то страдальческое, замкнутое, закрытое. Что-то такое, что известно только ему и о чем не говорят. Никому. У него изменился голос. Он почти не улыбался, и в движениях его рук, в походке, появилось что-то взрослое, мужское. Узнав о смерти бабушки, он не заплакал и ничего не сказал, только плотно сжал губы. Ей предстояло сообщить ему о ребенке, которого она ждала, и впервые в жизни она почувствовала перед ним страх: она совершенно не представляла, как он к этому отнесется. И когда на следующий день после его приезда они возвращались с кладбища и Наташа, собравшись с духом, сказала ему: "Сережа, я должна тебе сообщить одну важную вещь, — и добавила, робко взглянув ему в глаза: — У меня будет ребенок", — он нахмурился и спросил:
— От Виктора?
Наташа растерялась:
— Нет… Почему от Виктора?
— Нет? — обрадовался Сережа. — Правда, нет?
— Конечно, нет…
— И ты не собираешься за него замуж?
— Вовсе нет, с чего ты взял? Я вообще не собираюсь замуж.
— Классно! А то я уж подумал, что… Мам, это хорошо, что будет ребенок, правда! Ведь мы остались вдвоем… А теперь нас опять будет трое. Ты не волнуйся — я сам буду его отцом.
Еще через два дня Виктор отвез Лену и Наташу с Сережей к Лениным родителям, у которых был крошечный домик в Тверской области, в двухстах километрах от Москвы. Старики проводили лето вдвоем и целыми днями копались в огороде, что вызывало страшное негодование их единственной дочери.
— Боже мой! Вместо того чтобы жить в свое удовольствие, дышать воздухом и купаться (недалеко от дома действительно был довольно большой и чистый водоем), они торчат в этом огороде кверху задницами. Как будто эту дурацкую морковь нельзя купить на рынке!
Старики на ее брюзжание, к счастью, внимания не обращали, и все с удовольствием поглощали приготовленные Лениной матерью, Лидией Михайловной, Роскошные салаты из выращенных на собственных грядках овощей. Сережу поили парным молоком, за которым ходили к тете Дусе, жившей на другом конце деревни. Сереже нравилось смотреть, как она, подоив корову, широкой пенящейся струей переливает молоко через марлю в другое ведро. Руки у нее были коричневые от загара с синими прожилками и узловатыми суставами от тяжелой работы. Она же продавала им яйца, творог и сметану.
С утра Наташа с Сережей принимали посильное участие в прополке грядок, а потом уходили на целый день на пруд, чтобы "не мешаться", а иногда, если удавалось встать пораньше, все вместе, с Леной и стариками, ходили в "дальний" лес, километрах в шести, за грибами. Несмотря на довольно сухое лето, грибов было много, и, вернувшись домой, Наташа устраивалась на маленькой скамейке перед домом и счищала Сережиным перочинным ножом с липких шляпок сосновые иголки.