— Брось, какая я красавица! Это раньше я была ничего, а теперь… При такой жизни, как моя… Смотри, какие красивые балконные решетки!
— Не говори глупостей, ты — настоящая красавица. Тебя только надо немного приодеть, ты уж извини. Этот костюм дурацкий на тебе… Сколько у тебя денег? Триста долларов? Это, м-м, примерно, тысяча семьсот франков. Не бог знает как много, но все-таки кое-что. Я знаю одно местечко, где можно недорого купить что-нибудь приличное. Завтра поедем.
— Ленка, видишь ли, из этих денег — двести долларов от моего экс-мужа…
Ленка с живостью перебила ее:
— От Павловского? Ты же не хотела у него ничего просить? Вы что, помирились?
— Ничего мы не помирились! — рассердилась Наташа. — Сережка зачем-то сказал ему, что я еду в Париж. И, мне кажется, попросил для меня денег. И так радовался этим деньгам, что у меня язык не повернулся от них отказаться.
— Вот еще! — возмутилась Лена. — Он столько лет не платил алименты, что должен тебе в сто раз больше! И нечего себя за это корить. Дал, и хорошо. Как говорят, с паршивой овцы..
— Я об этом как-то не подумала, но все равно… А третья сотня — это мамины «похоронные» (ненавижу это выражение), которые она сняла с книжки. Ты понимаешь, что я не могу потратить их на себя? Сережа совсем раздет, а мама… Мама, конечно, ничего, как всегда, не просит и ничего не хочет, но я не могу ее не порадовать: хочу купить ей платье.
— Ты всегда думаешь о других! Это, конечно, похвально, но надо же когда-нибудь подумать и о себе! Ты считаешь, что Зинаида Федоровна сняла деньги с книжки, потому что хотела иметь какую-то дурацкую тряпку? Она сделала это для тебя, и она права — ты молодая красивая женщина и тебе надо устроить свою жизнь. А Сережа еще маленький, потерпит.
— Видишь ли, Ленка, завтра, пока ты свободна, я бы предпочла посмотреть Париж, а в понедельник или во вторник, когда ты все равно пойдешь на работу, я что-нибудь присмотрю.
— Наташка, вот! — Лена остановилась перед ярко освещенной витриной и дернула ее за рукав. — Смотри! То самое платье, о котором я тебе говорила!
Это было то, что называется «маленькое черное платье», очень простое и очень элегантное. Наташа, закрыв на секунду глаза, представила себя в нем.
— Пойдем, всех моих денег не хватит даже на пуговицу от него…
Она потащила подругу за собой, но та продолжала оборачиваться и причитать:
— Эх-эх, а ведь к нему еще нужны туфли и сумочка!
— Какой смысл мечтать о глупостях? Пошли скорей — вон арка!
— Ну, арка… Чего в ней хорошего, в этой арке?
— А где Елисейские Поля? Ах да, вижу! Пойдем скорее туда!
По Елисейским Полям в обоих направлениях медленно двигалась нарядная разноязыкая толпа. Наташа заметила африканцев в экзотических национальных одеждах, американцев с дорогими фотокамерами, японцев в очках и белых рубашках. В какой-то момент ей даже показалось, что она слышит русскую речь. Лена, не замолкая ни на минуту, показывала ей витрины дорогих магазинов, переполненные террасы кафе и комментировала туалеты проходящих мимо женщин, восхищаясь элегантностью француженок.
— Смотри, какая шляпа! Представляешь, пройтись в такой шляпе по Тверской!
— Для такой шляпы нужен соответствующий спутник, хотя бы такой, как у нее. А со спутниками у нас с тобой…
— Спутник не проблема. Вот, например, мой московский жилец, Виктор. Как он тебе?
— Никак. Посмотри, как красиво!
Они спустились по Елисейским Полям к площади Согласия.
— И напрасно! — продолжала Лена. — У него куча денег. Приехал из Волгограда, открыл свое дело и теперь собирается покупать квартиру в Москве.
— А где Елисейский дворец?
— Ты меня не слушаешь? Хочешь сказать, что для тебя он слишком примитивен? Попробуй найти другого. Что-то не очень это у тебя получалось до сих пор.
— Ничего, вот я приоденусь… — усмехнулась Наташа.
— Напрасно ты иронизируешь! Мужики в первую очередь обращают внимание на то, как женщина одета…
— А во вторую? Начинают интересоваться богатством души?
— С тобой невозможно разговаривать. Смотри, какие туфли! — Лена потащила ее к витрине. — Из крокодиловой кожи. Двенадцать тысяч, представляешь? Две тысячи долларов! Есть же люди, которые могут себе это позволить!
— Эти сады спроектированы Ленотром. Помнишь, мы в институте учили про него текст?
— Не очень. Это ты всегда была отличницей. В сущности, ведь это ты, а не я, должна была бы здесь работать.