Наталья АЛЕКСАНДРОВА
ЧЕРНОЕ РОЖДЕСТВО
Часть первая
СЕВАСТОПОЛЬ
Поезд, и без того еле тащившийся, испустил тоскливый протяжный гудок и встал. Бородатый казак, дремавший у двери купе, открыл глаза и потянулся за прислоненным к стене карабином.
Бледная девушка в беличьей шубке и каракулевой шапочке прижалась лицом к стеклу, но за окном ничего не было видно, кроме глухой непроглядной ночи.
Девушка поправила выбившуюся из-под шапочки пепельную прядь и обернулась:
– Анна Павловна, что это? Кажется, там стреляют!
Анна Павловна, унылая дама средних лет, нервно передернула плечами и сказала низким простуженным голосом:
– Не знаю, ваше высочество. Генерал клялся, что на этой дороге спокойно, но кому сейчас можно верить! О Боже, кажется я сойду с ума! Степан, посмотри, что там происходит. – Дама повернулась к казаку, но не успел он подняться, она передумала и воскликнула:
– Нет, нет, не уходи! Не оставляй нас одних! Если ты уйдешь, я сойду с ума!
Девушка чуть заметно поморщилась и произнесла усталым голосом:
– Анна Павловна, голубушка, если вы так упорно желаете сойти с ума, подождите хотя бы до Ливадии, а там – будьте любезны, сходите. А то, если вы сделаете это в дороге, ко всем нашим неприятностям… Закончить фразу ей не удалось. Дверь купе откатилась, и на пороге возникла одна из тех страшных личностей, которых в неисчислимом множестве произвела на свет Гражданская война. Небритый человек с рассеченным косым шрамом опухшим лицом, украшенным к тому же сифилитическим провалом на месте носа, облаченный в перепоясанную пулеметной лентой барскую шубу, разодранную и простреленную во многих местах, оглядел купе и гнусаво протянул:
– И-и-их! Буржуйская лавочка! Сразу видать – белая кость, твою так и разэтак! Едут втроем, как графья. А ну, выкладай вещички, икспро… прияцию делать будем!
Бородатый казак, неожиданно взревев, бросился на бандита с кинжалом, но безносый урод чуть повернулся к нему, сквозь шубу страшно шарахнуло огнем, оглушительно грохнуло, и казак с огромной клокочущей дырой в груди рухнул прямо на колени истошно завизжавшей Анны Павловны.
Безносый вытащил из-за пазухи свое чудовищное оружие – обрубок винтовки с отпиленным стволом и прикладом – и осклабился:
– И-и-их! Так и разэтак! Ты что, шкура, думаешь, Махрюту возьмешь за рубль за двадцать? Ша! А ты чего визжишь, кляча? – уставился он на заходившуюся криком Анну Павловну. – Думаешь, Махрюта до твоего крику сильно интересуется?
Ша! Сказано тебе – выкладай вещички!
Бандит пыхнул на старую деву дикими горящими глазами, как выползающий из туннеля паровоз, и так страшно клацнул зубами, что Анна Павловна мгновенно замолчала и уставилась на Махрюту, как дрожащий кролик на приподнявшуюся для броска ядовитую змею.
– Ну и чего ж ты так смотришь, кляча белая, – прогнусил Махрюта, стаскивая на пол купе как мучной куль мертвого казака и протягивая к своей жертве грязную волосатую лапу, – или я тебе непонятно сказал? Может, ты только по-французски понимаешь? Сказано же – вещи выкладай! Или я об них должен свои трудовые руки пачкать!
Анна Павловна только тряслась и пыталась что-то сказать, но язык ей не повиновался.
– Ох и утомила ты меня! – Махрюта снова клацнул зубами и неожиданно ударил несчастную кулаком в висок.
Голова Анны Павловны откинулась в сторону и застыла под недопустимым углом к туловищу, как у сломанной куклы. Девушка у окна тихо ахнула и вжалась в стенку. Бандит повернулся к ней и осклабился:
– Ты, мамзеля, не боись! Я тебя не забижу! Ты Махрюту по-хорошему полюбишь, и Махрюта тебя не тронет… По коридору протопали быстрые шаги многих ног. В дверь купе заглянула какая-то зверообразная физиономия, бросила неожиданно высоким голосом:
– Махрюта, кончай здесь, казаки валят!
– Чичас, – отмахнулся Махрюта и снова повернулся к девушке:
– Видишь, мамзеля, спешить надо, а то не успеем мы с тобой.
– Лучше убей, – твердо произнесла девушка, бледнея больше прежнего.
– Это запросто, – произнес Махрюта, хватаясь за воротник беличьей шубки, – это мы завсегда с нашим удовольствием, только сперва ты меня полюбишь… С этими словами он рванул шубку. Девушка пыталась защищаться, но силы были явно неравны. Махрюта разорвал воротник скромного темно-зеленого платья… и вдруг увидел спрятанный под платьем на груди своей жертвы мешочек из мягкой синей замши. Мысли бандита мгновенно изменили свое направление:
– И-и-их! Вот оно что! Золотишко от Махрюты припрятать хотела, так твою и разэтак!
Он разорвал шнурок, на котором висел мешочек, и потянул завязки. Изнутри полилось такое сверкание, что бандит, кажется, даже посветлел лицом.
– И-и-их! – произнес он умиротворенно. – Вот ведь так твою… Закончить он не успел. Неподалеку шарахнуло несколько выстрелов, по коридору прогрохотали сапоги, от двери полыхнуло, и вслед за выстрелом на пороге возник человек в белом полушубке с погонами.
Махрюта немного подумал и рухнул на пол мертвым, отбросив в сторону руку с синим мешочком.
– Прапорщик Макаров! – представился человек в полушубке, разглядев бледную пассажирку. – Вы не пострадали?
– Слава Богу, – девушка опустилась на сиденье, и ее забила крупная дрожь, – слава Богу! Он убил Степана и Анну Павловну, а меня он хотел… он хотел… слава Богу, что вы успели, прапорщик! Кто это был – бандиты? Зеленые?
– Бандиты, – невнимательно ответил прапорщик. Его взгляд был прикован к синему замшевому мешочку. Прапорщик наклонился, поднял мешочек и заглянул в него.
– Это – ваше? – спросил он, подняв на девушку печальный взгляд маленьких близко посаженных глаз.
– Да, а что? – В голосе девушки снова прозвучал испуг: взгляд прапорщика ей очень не понравился.
– Да нет, ничего… – Макаров быстро, воровато выглянул в коридор, затем торопливым, стеснительным движением поднял пистолет и выстрелил в бледную пассажирку.
Глава 1
Серое небо, серое море, штурмовыми отрядами свинцовых волн накатывающееся на мол, серый город Новороссийск, цементный завод, огромный порт. Город сер от пропитавшего все вокруг цемента, сер от тысяч солдатских шинелей.