Ты его украла? – Одними губами выговариваю я, показывая на соседнюю комнату. – У него?
Давным-давно,
отвечает мама.
Невероятно – она с такой легкостью об этом говорит! Предпочитаю не повышать голос:
Когда трахалась с ним?
Кажется, мне в кои-то веки удалось ее потрясти. – Я…,
начинает она.
Я нашел снимок,
говорю я. – Когда делал уборку в старом доме. У типа, который фотографировал, был тот самый перстень, который я видел на пальце Захарова – тоже на фотографии, у деда. Тогда я сомневался, но теперь уверен.
Мамин взгляд устремляется в сторону соседней комнаты, а потом обратно ко мне. Она закусывает нижнюю губу, запачкав зубы помадой. – Да, точно, именно тогда,
говорит она. – В один из тех разов. В общем, я выкрала камень и заказала его копию – но понимала, что он наверняка захочет вернуть оригинал, даже после всего, что было. Пропажа подлинного бриллианта была ему вовсе не на руку.
Преуменьшение года. Если вы глава криминальной семьи, то вы, разумеется, не хотите, чтобы все кругом узнали о том, что у вас выкрали самую ценную вещь. И уж точно не пожелаете, чтобы стало известно, что выкрали ее много лет назад, а вы с тех пор носите подделку. Особенно если эта самая ценная вещь – бриллиант «Воскресение», который, согласно преданию, делает своего владельца неуязвимым; лишившись его, вы в одночасье станете казаться беззащитным. – Ага,
говорю я.
Вот я и подумала, а не предложить ли ему выкупить камень? – Заявляет мама.
Даже забываю, что нужно говорить потише:
Что? С ума сошла?
Все должно было получиться,
она подносит сигарету к губам и наклоняется над конфоркой, чтобы поймать язычок пламени. Делает глубокий вдох; кончик сигареты вспыхивает. Мама выдыхает дым.
Вода в чайнике начинает закипать. У мамы трясутся руки.
А он не возражает, что ты куришь в доме?
Мама продолжает, не ответив на мой вопрос:
У меня был отличный план. Действовать через посредника и все такое. Но оказалось, что камня у меня и нет. Он исчез.
Некоторое время только и могу, что смотреть на нее. – Значит, кто-то его нашел и стибрил?
Она быстро кивает:
Похоже на то.
Сдается мне, это одна из тех историй, которая чем дальше, тем страшнее, и мне как-то не хочется узнавать дальнейшие подробности, но ничуть не сомневаюсь, что этого никак не избежать.
И?
Ну, возможно, Иван бы и не возражал немного заплатить, чтобы вернуть свою собственность, особенно с учетом того, что давно уже отчаялся ее найти. Думаю, он бы согласился на сделку. Но когда он обнаружил, что камень поддельный… ну, он убил посредника и выяснил, что тут замешана я.
И как же он это выяснил?
Ну, способ, которым он убил посредника, был…
Предостерегающе вытягиваю руку:
Хватит. Давай пропустим эту часть.
Мама глубоко затягивается сигаретой и выдувает три идеальных колечка дыма. Когда я был маленьким, я это обожал. Пытался провести сквозь них руку так, чтобы они при этом не развеялись, но ничего не получалось. – В общем, Иван был в ярости. Ну, ведь он же меня знает, и потому не стал сразу убивать. Нас многое связывает. Он сказал, что я должна на него поработать.
Поработать?
Ну, с Паттоном,
говорит мама. – Ивана всегда интересовало влияние на правительство. По его словам было очень важно, чтобы вторую поправку не приняли в Нью-Джерси, потому что если она пройдет в одном штате, то потом это случится и во всех остальных. От меня требовалось лишь заставить Паттона отречься от этой идеи – Иван считал, что тогда все рухнет само собой…
Прикладываю ладонь ко лбу. – Стой. Погоди. Но это же полный бред! Когда все это было? Еще до смерти Филипа?
Чайник начинает выть.
О да,
отвечает мама. – Но, видишь ли, я провалилась. Ничего не вышло. Мне ну никак не удалось дискредитировать Паттона. Если честно, думаю, теперь вторая поправка пройдет еще легче. Но, знаешь, милый, политика – это все-таки не мое. Я знаю, как заставить людей отдать мне свои вещи и знаю, как улизнуть, пока не стало слишком жарко. Настырные помощники Паттона вечно донимали меня вопросами, все что-то разнюхивали обо мне. Я так работать не привыкла.
Тупо киваю.
А теперь Иван говорит, что я должна вернуть камень. Вот только я без понятия, где он! И еще Иван сказал, что не даст мне жизни, пока я не верну бриллиант – но как же я его верну, если даже не могу его поискать?