«Посмотри туда»,
говорит одна из его рук. Должно быть, он при этом рассказывает анекдот, потому что его спутник смеется. Но я-то вижу, как извивается другая его рука, высвобождаясь из перчатки.
Подскакиваю – но слишком поздно. Вижу промельк обнаженного запястья и большого пальца.
Бросаюсь к нему, не задумываясь, перебегаю через дорогу, даже не замечая визга тормозов какой-то машины. Ко мне бегут люди, но на парня никто не смотрит. Даже этот дебил из холла бассейна таращится на меня.
Беги! – Кричу я.
Тип со впалыми щеками все еще смотрит на меня, когда рука парня смыкается на его горле.
Хватаю парня за плечо, но поздно. Незнакомец валится наземь, словно куль с мукой. Парень круто разворачивается ко мне, пытаясь прикоснуться к коже обнаженными пальцами. Хватаю его за запястье и изо всех сил выкручиваю ему руку.
Он стонет и другой рукой, в перчатке, бьет меня по лицу.
Отшатываюсь. Какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Впервые удается разглядеть его лицо вблизи – с удивлением замечаю, что его брови выщипаны в безупречные дуги. Глаза под ними большие, карие. Он прищуривается и смотрит на меня. Потом разворачивается и бросается бежать.
Бегу за ним. Инстинктивно, не задумываясь – пока бегу, задаюсь вопросом, что же это я делаю. Отваживаюсь оглянуться на Баррона, но тот отвернулся, склонившись над телефоном, так что я вижу лишь его спину.
Ну разумеется.
Парень быстро улепетывает, но я в последние три года занимался бегом. Я знаю, как рассчитать скорость, поначалу дав ему возможность оторваться, а потом, когда он выдохнется, в два счета его догнать. Мы минуем квартал за кварталом, я все ближе и ближе к нему.
Ведь именно этим я и должен буду заниматься, когда стану федеральным агентом. Преследовать плохих парней.
Но я бегу за ним вовсе не поэтому. Мне кажется, будто я охочусь за собственной тенью. Будто не могу остановиться.
Парень оглядывается на меня и, наверно, видит, что я его догоняю, потому что вдруг меняет тактику. Внезапно бросается в узкий проулок.
В два счета добираюсь до угла и вижу, что он достает пистолет. Чувствую, как мне обожгло мышцы, слышу сухой треск – металл угодил в дерево. Отбиваю пистолет в кирпичную стену, будто это бейсбольный матч, а я – игрок Высшей лиги.
Похоже, я удивлен не меньше, чем мой противник.
Потихоньку делаю несколько шагов, держа в руках доску – она расщепилась, с ее верхней части на тонкой полоске свисает длинная щепка, а все остальное оказалось зазубренным и острым, словно копье. Парень смотрит на меня, напрягшись каждой клеточкой тела. Похоже, он ненамного старше меня. А может даже и младше.
Ты кто, мать твою? – Когда он говорит, я вижу, что у него несколько золотых зубов – сверкают на предзакатном солнце. Три вверху. Один внизу. Он тяжело дышит. Как и я.
Наклоняюсь и дрожащей рукой поднимаю пистолет. Одним щелчком снимаю его с предохранителя. Бросаю доску.
Понятия не имею, кто я сейчас.
Почему? – Говорю я, пытаясь отдышаться. – Почему она заказала тебе его убийство?
Эй,
он поднимает руки вверх – и в перчатке, и обнаженную. Вроде как сдается, но при этом скорее удивлен, чем испуган. – Если то был твой приятель, тогда…
Не был он моим приятелем.
Парень медленно опускает руки, пока они не вытягиваются по бокам – словно бы принял решение на мой счет. Возможно, что я не коп. Возможно, что не грех и расслабиться. – Я не спрашиваю, зачем кому-то что-то понадобилось. Не знаю, ясно? Просто делаю дело и все.
Киваю. – Покажи-ка мне горло.
Отметин нет,
он распахивает ворот рубашки, но шрамов не видно. – Я вольнонаемный. Слишком хорош для разного дерьма. На Гейджа никто не наденет ошейник.
Ясно,
говорю я.
Та девка – если ты ее знаешь, то понимаешь, какая она,
он сует пальцы в рот и достает шатающийся зуб – настоящий, черный, подгнивший сверху. Зуб лежит на его обтянутой перчаткой ладони, словно щербатая жемчужина. Парень ухмыляется. – Хорошо, что за убийство неплохо платят, да? Золото недешево стоит.
Пытаюсь скрыть удивление. Мастер смерти, который за каждый свой удар лишается лишь единственного зуба – опасный персонаж. Каждое заклинание – физическое, чары удачи, памяти, эмоций, снов, смерти и даже трансформации – вызывает ту или иную отдачу. Как говорит мой дед, каждая работа работает над работающим. Отдача может быть очень сильной, даже смертельной. Заклятье смерти поражает часть тела мастера – какую угодно, начиная с легкого и заканчивая пальцем. Или, как выясняется, самую незначительную, вроде зуба.