— Наверное, их высекли из базальта, — проговорил Купри, задирая голову, — окультурили, так сказать, перемычку между пещерами…
— Да-а… — вымолвил Гирин. — Это вам не баран начихал…
Между колонн стояли фонари, но света они давали мало, да и тот был тусклым, желтовато-оранжевым, словно и не лампы накаливания горели, а стеариновые свечи.
Улица с колоннадой вывела экипажи «Орок» к громадному порталу, поперёк которого висела фигурная металлическая решётка. На ней были закреплены причудливые готические буквы, складывавшиеся в топоним: «Neuer Berlin».
— Добро пожаловать в Новый Берлин! — произнёс Помаутук лязгающим голосом.
За порталом глазам Сихали открылся и вовсе колоссальный грот. В слабом свете редко разбросанных фонарей и одиноких прожекторов угадывался пологий свод километра полтора в диаметре. Разорванные цепочки фонарных столбов очерчивали собою контуры улиц, застроенных домами в два-три этажа, и редко где за стёклами слепых окон высвечивался огонёк. Прямо по центру открывшейся панорамы сгущалась тьма, и Тимофей догадался о том, что тут же высказал Шурик:
— Там потолок смыкается с основанием! Видите? Типа колонна в сто обхватов!
— Господи, — покачал головою Купри. — Как тут только люди живут?
— Чуете? — спросил Тугарин-Змей. — Воняет.
— Смердит, я бы сказал, — поправил друга Сихали.
В самом деле, неподвижный воздух, не знавший, что такое ветер, явственно отдавал затхлостью. Застарелая вонь висела невидимой пеленой — шагаешь и обоняешь. Пахло тухлятиной и горелым, накатывало чем-то скисшим и тошнотворно-сладковатым.
— Никакой вентиляции, — брюзжал Шурик.
— Да нет, — не согласился с ним Гирин, — какая-то связь с атмосферой здесь должна быть. Приливом воздух выжимает наружу, отливом втягивает сюда. А иначе они бы тут давным-давно задохнулись!
Широкая улица с колоннами вывела всю компанию на круглую площадь, обрамленную двумя помпезными зданиями, гнутыми дугою. По карнизу одного из зданий тянулась надпись выпуклыми буквами. «Рейхскомиссариат „Новая Швабия“» — разобрал Браун.
В самой серёдке площади, на высоком постаменте, стояло изваяние — бронзовый фюрер, во всей своей красе.
Из Гитлерплац «вытекали» три улицы. Средняя упиралась в центральный столб, поддерживавший купол пещеры и опоясанный тремя ярусами аркад. Браун зашагал по правой улице — вывеска на каменном, стоявшем на углу доме извещала, что топал он по Борманштрассе.
— А чего мы всё по улице, да по улице? — спросил Белый. — Давайте в дом зайдём, что ли! Поздороваемся хоть!
— С кем? — буркнул Илья.
— Ну живёт же здесь хоть кто-нибудь!
— Ты уверен?
Правота оптимиста Шурика скоро подтвердилась — дверь дома напротив со скрипом открылась и на улицу вышел пожилой мужчина в накинутой на плечи серой шинели. Редкие волосы покрывали его череп, который даже въедливый Розенберг[133] признал бы арийским. Кожа у мужчины была не просто бледна, она отливала белизной бумаги, причём тонкой, сквозь которую просвечивали голубоватые вены.
Попав под луч фонаря, мужчина испуганно вскрикнул, жмурясь и заслоняясь руками.
— Он на вампира похож, — пробормотал потрясённый Шурик, — те тоже света боятся…
Помаутук заговорил с новоберлинцем по-немецки. Голос пастора журчал и успокаивал, а сам Джунакуаат медленно подходил к мужчине, который никак не мог проморгаться и всё утирал слёзы. Задыхаясь, новоберлинец и сам подал шамкавший голос, но Тимофей ничего не понял, кроме «йа, йа» и «битте».
— Что он говорит? — осведомился Браун, стараясь не делать резких движений.
— Его зовут Готлиб Шольц, — обернулся Помаутук.
— Йа, йа, — подтвердил Шольц.
Пастор принялся что-то растолковывать новоберлинцу, тыкая пальцем вверх и разводя руками. Новоберлинец ошеломлённо тряс головой и улыбался беззубым ртом.
— О, майн Готт… еле выговорил он, сощуренно взглядывая в сторону океанцев и антарктов, хоть и направлявших лучи фонарей в сторону, но не погасивших их.
— Вы рассказали ему, откуда мы взялись, пастор? — спросил Тимофей.
— Именно! — кивнул Помаутук, не отвлекаясь, и заговорил снова, дважды упомянув Карла Людвига фон Штромберга.
— Йа, йа! — радостно закивал Шольц и поманил всех за собой.
Новоберлинец зашагал впереди, полы его шинели развевались, как крылья, придавая его фигуре ещё большее сходство с вампиром.
133