Друзья нарочно пересмеивались и перебранивались, «вовлекая в круг» Димдимыча, но тот отмалчивался. Браун подозревал, что так переживать комиссара заставила экстренная радиограмма с «Востока». И вовсе не из-за тех четверых горюет Купри, там была ещё и пятая…
Тимофей жадно втянул в себя горячий воздух саванны, наполненный горечью вянущих трав. Он бодрил и полнил энергией.
Из-за кустов медоносной акации внезапно вспорхнула испуганная птичка кцузчи, а меж колючих веток махнуло розовым. Сихали насторожился. Наверное, привычка к неожиданностям и спасла его.
В кустах звонко тренькнуло, свистнуло, и Браун ладонью отбил стрелу с костяным наконечником, нацеленную ему в грудь. Громким криком предупреждая своих, он выхватил бластер и выстрелил по кустам. И ещё раз — влево. И сразу — вправо. Затрещали ломкие ветви, и в красную латеритовую грязь зарылся мордой розовокожий тип, грязный, в набедренной повязке и с луком в руке.
И тут они повалили — стали выпрыгивать из кустов, выскакивать из ложбин, появляться из-за стволов акаций, нестись скачками, короткими перебежками, пригибаясь, потрясая каменными топориками, натягивая луки…
— Хантеры! — закричал Купри.
Их было человек сорок, молодых и рьяных, одетых в шкуры и вооружённых примитивными луками и копьями, — основной принцип хантинга, этого нового увлечения неработающей молодежи.
Выбраться большой ордой в прерию и охотиться на бизонов. Или загонять в ловушку слона. А не получится со слоном, напасть на деревню! Устроить облаву на туристов, хорошо бы — на туристочек… Главное, не пользоваться современным оружием и вообще жить по правилам кроманьонцев! Опроститься до первобытных, сбросить с себя пелены и оковы цивилизации!
Браун оглянулся — Тугарин-Змей хладнокровно отстреливался, стоя на колене, перед ним уже валялось трое охотничков. Купри катался по траве в грязных объятиях хантера с львиной гривой на голове и, когда оказывался сверху, молотил кулаком по размалёванной харе. Рыжий отобрал копьё и гонялся за хантерами, а Белый сидел в пыли и тихо матерился, пытаясь вытащить стрелу, пронзившую бедро.
— Борька!
Тимофей заметил, как Сегаль полетел кубарем, зацепив ногою корневище, и к нему тут же подпрыгнул грязный, тощий вьюнош, чьи костлявые чресла были обтянуты шкурой зебры. Ну, Сихали Браун недаром носил звание ганфайтера — меткий импульс свалил хантера. Борис обернулся, показывая большой палец.
— Вы посмотрите только! — заорал Димдимыч, тыча рукою в саванну.
Сихали глянул — и едва не выматерился: им наперерез неслась добрая сотня молодых дикарей. Грязные, пыльные, вонючие, увешанные ожерельями из когтей и клыков, с перьями в сальных волосах, хантеры мчались босиком, грозя копьями, дротиками, луками, топорами, дубинами…
— Сюда! — замахал рукою Борис, подзывая друзей к укрытию у поваленного баобаба.
Тимофей с разгону перепрыгнул громадный сук, прячась за расщепленным стволом. Тут же в рыхлую древесину вонзилась метко пущенная стрела.
— Илья!
— Я бдю…
Словно подтверждая факт бдения, Тугарин-Змей поразил в грудь особо наглого хантера, изготовившегося бросить копьё. Оба Шурика стреляли густо, по площадям.
— Рыжий! — крикнул Тимофей. — Береги заряд! Это и тебя касается, Белый!
— Вас понял! Я…
Пальба стала реже, но результативней.
— Там кто-то одетый! — крикнул Белый. — И с плазмоганом!
— Выцеливай гада!
— Прячется, сволочь!
Если бы хантеры бросились всем скопом, то они бы одним своим числом подавили океанцев с антарктами. Можно успеть пристрелить двоих-троих, максимум — четверых. Когда же на тебя наваливается целый десяток, обязательно будешь в проигрыше. Но в том-то и дело, что никто из чумазых «варваров» не спешил занять место в той самой двойке-тройке, максимум — четвёрке. Хантеры тоже хотели жить — они рассредоточились, скрываясь за деревьями.
Тимофей Браун сменил картридж бласта и развернулся, высматривая противника на восточном фланге. Неожиданно с юга потянул прохладный, свежий ветер. Сихали поднял глаза — и обомлел.
Над горизонтом клубилась иссиня-чёрная стена — именно над! — поднимаясь в небо на десятки километров. Она держалась куда выше облаков, протягиваясь на запад и восток. Зрелище было фантастическим, небывалым — словно всё в мире перепуталось, и небеса сделались двухслойными — понизу светлел день, а поверху темнела ночь. «ППВ!» — подумал Сихали, оплывая ужасом.