Пришлось Купри бросать метеостанцию и переводиться в службу охраны правопорядка. Через год дослужился до старшего полицейского, а ныне и в комиссары вышел…
— Димдимыч! — окликнули его, развевая воспоминания, и Купри обернулся в сторону пилотской кабины.
Оттуда выглянул Борис Сегаль, осанистый, рослый лёдонавигатор,[7] составлявший компанию Купри.
— Чего ещё? — недовольно откликнулся комиссар.
— Подлетаем!
Дмитрий Дмитриевич выглянул в иллюминатор. Бесконечная белая пустыня, антарктическая tabula rasa,[8] что стелилась понизу, покрытая клинописью пересекавшихся под острым углом застругов,[9] безрадостная и безжизненная, понемногу утрачивала непорочность невестиной фаты — её вдоль и поперёк полосовали синие колеи санно-гусеничных поездов и танков-транспортёров. Колеи сходились к нагромождению кубиков, шариков, пирамидок. Восток.
Сегаль пилотом был сносным, но далеко не асом — аппарат, ведомый его твёрдой рукой, заложил лихой вираж над флаерной станцией и посадку совершил жестковатую. У Купри даже зубы клацнули.
— Эй! — крикнул он сердито. — А поосторожней нельзя? Это тебе не айсберг!
Борис Сегаль в ответ лишь ощерился в подобии улыбки.
— За мной, — буркнул комиссар, покидая кресло.
Выбравшись наружу, он не стал геройствовать — сразу нацепил кислородную маску. «Восток» расположен на ледяном щите Антарктиды, на высоте около четырёх километров. Воздух тут сильно разрежен, давление почти вполовину ниже обычного. Выйдешь из флаера и дышишь как пойманная рыба. Чуть шаг ускорил — садишься. Первые дни ты совсем никакой — говоришь с трудом, сердце колотится как сумасшедшее, голова болит, тошнит тебя… Только на четвёртый день отходишь, однако ни времени для акклиматизации у Купри не было, ни особого желания.
К флаеру подъехала и развернулась огромная «Харьковчанка» — обтекаемый вездеход оранжевого цвета с голубой полосой по бортам.
Полярник в распахнутой дохе открыл боковую дверь и сошёл на гусеницу.
— Залезайте! — крикнул он. — Подброшу до места!
Купри залез в просторное пассажирское отделение, не преминув буркнуть:
— Побольше ничего не могли найти?
— Все вездики в разгоне, комиссар!
— Ладно, едем. Борис! Долго тебя ждать?
Сегаль неторопливо забрался в транспортёр и пожал руку водителю — та утонула в его лапище.
— Так что случилось хоть? — начал Купри допрос. — Живой Герман?
— Все живы, Димдимыч! — энергично кивнул водитель. — Но не здоровы.
— В смысле?
— Ирка — это наша заведующая медцентром, говорит: тяжёлое психическое расстройство. У всех.
— У кого — у всех?
— Ну, там был сам Флоридов, старший гляциолог Арнаутов и его помощники, тоже гляциологи — Миха, Жека и Санёк. Да сейчас сами увидите!
«Харьковчанка» подкатила к белому куполу медцентра и затормозила. Комиссар с Сегалем вышли, сразу попадая в окружение растревоженных «восточников».
— Всё выясним, ребята! — заверил их Купри. — Всё как полагается!
Борис Сегаль двинулся вперёд, как ледокол, раздвигая толпу. Комиссар шествовал за ним. Главврач — хрупкая, симпатичная брюнетка лет тридцати — провела его в спецпалату. Там, на мягчайшей автокровати, в окружении стоек с приборами, лежал Флоридов. «Эк тебя…» — мелькнуло у Купри.
Герман находился в сознании, но был погружён в свой мир, далёкий от общей реальности. Его ясные глаза смотрели на комиссара в упор, а видели что-то иное. Что?
Купри заметил мягкие фиксаторы, которыми был пристёгнут начальник станции, и нахмурился.
— Это обязательно? — осведомился он прохладным голосом.
— Вынужденная мера, — стала оправдываться главврачиня. — Иногда Герман Остапович ведёт себя очень беспокойно. Всё время порывается куда-то бежать, спасать кого-то…
— С обстоятельствами дела я знаком, — сказал комиссар официальным голосом. — Это ведь вы сообщили о ЧП?
— Я… — робко призналась женщина.
— Как мне к вам обращаться хоть? — Комиссар скользнул взглядом по женской груди, изрядно оттопыривавшей халатик, и смущённо отвёл глаза.
— Ирина Павловна… — представилась заведующая. — Просто Ирина.
— Меня больше всего интересует… знаете, что?
— Что? — шепнула Ирина, округляя глаза.
— Почему вы вызвали не инспектора УОТ,[10] а комиссара СОП?
— А вы послушайте самого Германа Остаповича! — воскликнула с облегчением главврачиня. — Присаживайтесь.
Купри присел, складывая на коленях длинные костистые руки, а Ирина наклонилась к Флоридову, чётко произнося:
9