– Ванна. Я воняю.
Он расслабился:
– Рядом с доками есть баня. Если поспешите, сможете туда попасть.
Неплохая идея, но можно было получить еще кое-что.
– И чистая одежда.
– Капитан, я похож на прачку?
Она окинула взглядом торговые палатки вокруг. Большинство одежды шьется на заказ, и обычно требуется неделя, чтоб ее доставили.
– Тогда я постираю свою одежду в бане, – сдалась она. Пусть высохнуть она и не успеет, но жизнь на корабле приучила ее к постоянно промокшей одежде.
– Ну а теперь расскажите, кого я должна отвезти в Тову?
– Мужчину из Обреги, – безмятежно сообщил он. – Слепого. Со шрамами. Какие-то религиозные раны, как я понимаю. Безвредного. – Последнее было произнесено настолько быстро, словно он пытался что-то скрыть от нее.
– Обычно, – осторожно начала Ксиала, – когда о ком-то говорят, что он безвредный, выясняется, что он злодей.
Балам резко повернулся к ней, и от внезапно появившегося напряжения, горевшего в его темных глазах, у девушки перехватило дыхание – да так, что она инстинктивно потянулась за своей Песнью, подобно тому как любая другая женщина потянулась бы за оружием. У нее больше не было кинжала на поясе, но даже если бы он был – Песнь бы сорвалась с ее уст первой.
Балам прищурился, меря ее изучающим взглядом. Как будто знал, что она вооружена. Как будто он одобрял это. Но уже через мгновение он отвернулся от нее и продолжил спускаться к докам.
– Будем надеяться, что ты ошибаешься, капитан, – бросил он через плечо. – Это будет лучше для нас обоих.
Глава 3
Город Това. Утроба Койота
325 год Солнца
(день Конвергенции)
Сим объявляется, что каждый из великих народов, что заключили договор, должны посылать со своих земель четырех детей двенадцати лет от роду, дабы они прислуживали жрецам Солнца в городе Това и пребывали в небесной башне не менее шестнадцати лет, по истечении которых они могут вернуться домой, если пожелают. За исключением того, когда дитя будет назначено главой Ордена, вследствие чего будет служить еще шестнадцать лет. За исключением того, когда дитя будет назначено жрецом Солнца и вследствие чего будет служить до смерти.
Хотя ведьма Затайя думала, что Наранпа умерла, та еще была жива. И пусть она не могла пошевелить конечностями или открыть глаза, и пусть вместо дыхания вырывался лишь легкий хрип, но она могла слышать и, что намного важнее, чувствовать все, что происходило вокруг нее.
Она чувствовала руки подмастерий – двух девчонок, которые изо всех сил напрягались, вытаскивая ее из реки. Она слышала, как Затайя приказала развести огонь, а затем она вдохнула дым, поднявшийся от костра. Она беззвучно закричала, когда горячая густая капля крови упала на ее обнаженную грудь, а затем Затайя приказала своим ученицам равномерно растереть кровь по неподвижно распростертому телу. Когда же ведьма накрывала ее одеялом, замерев лишь на миг, для того чтобы открыть ей рот и положить под язык соленый камень, Наранпа беззвучно заплакала.
Когда-то Наранпа была ребенком. Давным-давно, до того как присоединилась к жречеству, до того как научилась читать ход солнца и повелевать правительницами Созданными Небесами, она была попрошайкой из Утробы Койота, бедного района Товы. Часто, до того как улицы затапливали вечерние толпы аферистов, туристов и искателей удовольствий, прибывающих в Утробу, Наранпа присаживалась на самый западный край верхнего уровня этого района и вглядывалась в то ошеломляющее расстояние, что отделяло ее дом от более состоятельных кварталов. Глядя на город, она мечтала. О переплетении кружевных висячих мостов, что, как паутина, колеблются под нежными ветрами каньонов и позволяют свободно путешествовать по всем кварталам. О том, как она будет исследовать широкие дороги и величественные дома в четыре и пять этажей, сложенные из саманного кирпича, – и делать это она будет не как прислуга подобно матери, но как человек, который имеет на это право. И самое дерзкое, о чем она мечтала, – стать ученым в небесной башне в квартале Отса.
Ей тогда было всего десять, и судьба ее еще не была предрешена. Она еще не заучила, что она из бедняков, – а такие люди, как она, попадают в небесную башню только в качестве прислуги, а еще она не вызубрила, что, если ты был беден, люди продолжают тебя ненавидеть, даже если ты уже стал богат.
Она помнила летнюю ночь, когда она сидела со своей семьей вокруг кухонного очага, который они делили со своими соседями, и обсуждала, как ей хочется изучать звезды. В кварталах, Созданных Небесами, дети принимали пищу на больших общественных террассах, где еду готовили для сотен людей, но в Утробе люди разжигали небольшие земляные очаги прямо на улицах и жарили на них молотую маисовую муку или закапывали целые початки в горячий пепел, чтоб приготовить их за ночь.