— В чем разница между просто убийством и убийством ради своего выживания?
— Есть разница, — говорит он, серьезно глядя на меня. — Если есть возможность оказаться в таком месте, как «Темные глаза», и найти человека, которым можно питаться, с его согласия, тогда нет необходимости убивать. А если нечаянно убиваешь, что ж, лучше скрыть это. Мы все совершаем ошибки и увлекаемся, — он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного, но, судя по всем черепам в его шкафчике, я бы сказала иначе. — Но делать это ради забавы, тратить впустую кровь, разводить хаос — это убийство.
— Почему вампиры не могут питаться друг от друга? Мы можем.
— Они тоже могут, просто не таким же образом. Это как плохая диета по сравнению со здоровой. Что касается нас, то ты не полноценный вампир, Ленор. Я питаюсь твоей человеческой стороной. И твоя человеческая сторона питается от меня.
— Инь и ян, — говорю я, стряхивая пепел. Несмотря на сигареты в машине, я уверена, что Солон следит за тем, чтобы в этой машине пахло как можно более чисто. Запах сигарет отвратителен для обычных людей, а для нас, вампиров, вероятно, невыносим.
— Или Уроборос, — говорит он тихим голосом.
Я на мгновение задумываюсь над этим, представляя змею, поедающую свой собственный хвост, — символ, очень распространенный в моих исследованиях.
Исследования.
Блять.
Я даже не думала об учебе с тех пор, как сдала последний экзамен и я… ну, стала ведьмой-вампиром.
— Что случилось? — спрашивает он меня, сворачивая на Масонский проспект. — Твоя энергия изменилась.
Я ценю, что в кои-то веки он не читает мои мысли.
— Просто вспомнила об учебе, вот и все, — говорю я ему, одаривая грустной улыбкой. — Все это похоже на сон, — и мое будущее такое туманное.
— «Уроборос» зародился в Египте, верно? — спрашивает он. — Когда доберемся до бара, тебе придется рассказать мне все об этом. Представь, что я какой-нибудь симпатичный паренёк из студенческого братства, которого ты решила охмурить.
Я расхохоталась.
— Солон, ты уже играешь со мной в ролевые игры?
Он просто ухмыляется и мчится дальше по улице.
Мы паркуемся в квартале от «Монастыря», дальше идем пешком, и я начинаю одновременно нервничать и грустить. Нервничаю, потому что давненько не была на публике в окружении людей, и прошла неделя с тех пор, как я пила кровь. Я не голодаю, чувствую себя под контролем, поела обычной еды. Но все же.
И грустно, потому что я думаю об Элль. В последний раз я приходила сюда с ней. Она была жива, и мой мир был совершенно другим.
Но у меня не было Солона. Все дело в нем. Я просто хотела бы сохранить их обоих в своей жизни. Уверена, что в конце концов она бы к нему потеплела.
Вышибала в «Монастыре» такой же, как всегда, бросает на нас обоих странные взгляды, пока Солон не начинает его уговаривать, и тот впускает нас. В свои тридцать восемь человеческих лет Солон, безусловно, самый старший в этом заведении, и когда мы входим в бар, все головы поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.
— Не так скрытно, как я надеялась, — говорю я себе под нос.
Солон с отвращением втягивает воздух носом.
— Боже, здесь ужасно пахнет.
Я закатываю глаза, хотя должна с ним согласиться. Пахнет несвежей выпивкой, потом и кровью, в которой слишком много алкоголя.
К счастью, поскольку еще рано, нам удается занять кабинку на двоих, оба места рядом друг с другом, и Солон заказывает нам «грязный мартини», поскольку я сказала ему, что это будет единственный напиток, который он сочтет приемлемым.
— Это так мило, не думаешь? — говорю я, кладя руку ему на бедро. — Наше первое свидание.
Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах пляшут огоньки.
— Это наше первое свидание?
Я чувствую, как мои щеки розовеют, и опускаю взгляд на свой напиток.
— Наверное.
О черт, почему я решила, что мы встречаемся? Со всем этим сексом, кровососанием, проживанием в одном доме и моей влюбленностью, я не знаю, каковы наши отношения. Это не поддается определению. Это слишком для свиданий или недостаточно?
— Ленор, — мягко произносит он. — Посмотри на меня.
Я смотрю на него сквозь ресницы.
— Мы такие, какими ты хочешь нас видеть, — говорит он, пристально глядя мне в глаза для убедительности. — Несмотря ни на что, ты моя на веки вечные.
Я сглатываю, мое сердце колотится о ребра.
Моя навеки.
Он улыбается.
— А теперь расскажи мне об Уроборосе, потому что в мои времена, это слово было известно как символ алхимии.