И я знаю, что Солон зол на меня. За то, что я потеряла контроль таки образом, за то, что пошла за Мэттом, подвергнув нас риску, и определенно за то, что пила его кровь. Много раз Солон говорил мне, что я должна питаться только от него, а я повелась на жажду, пила кровь Мэтта, хотя следовало лишь подождать, пока я не окажусь дома, чтобы сделать это с Солоном.
На самом деле, наряду с тем фактом, что из-за меня убили Мэтта, есть еще факт, что я предала Солона. Для него это то же самое, как если бы я переспала с кем-то, ведь мы питаемся друг от друга. Наш вариант «Уробороса» — чрезвычайно интимный акт, а я пошла и выпила кровь другого… Он ужасно взбешен.
Настолько, что, когда мы вернулись в дом, он сразу поднялся в свою комнату, даже не позволив мне извиниться.
А теперь? Что теперь? Что, черт возьми, мне делать?
Может, внутри Солона и живет настоящий монстр, но во мне тоже. Просто они проявляются по-разному.
Понятия не имею, как примириться с этим. Я не хочу быть человеком, который сеет смерть и разрушения на своем пути. Это не то, чего я хотела от своей жизни. Я хотела, чтобы моя жизнь была посвящена открытиям и новым воспоминаниям. Хотела путешествовать по миру, раскрывать тайны прошлого и привносить какой-то смысл в нашу жизнь. Хотела изучить умерших, цивилизации, жившие до нас, и надеялась, что мы сможем чему-то научиться у них.
Я многого хотела, но моя жизнь складывается совсем не так. Я чертовски потеряна и напугана, но больше всего боюсь саму себя. Конечно, мне снятся кошмары об отце Солона и его армии, я окружена существами, которые, возможно, охотятся на меня, и в новой жизни так много жутких вещей, которых нужно опасаться.
Но я правда больше всего на свете боюсь себя.
Солон сказал, что он был монстром у всех под кроватью, причиной, по которой рассказывали страшилки. Но настоящий монстр — это я. По крайней мере, Солон знает, кто он такой, владеет и борется с этим, живет с этим.
А я не знаю, как жить со внутренней тьмой. Не знаю, как смириться с тем фактом, что я могу быть такой неистово ужасной.
Не знаю, смогу ли я продолжать в том же духе.
Я кое-как встаю с постели и долго принимаю душ, не получая от этого никакого удовольствия, действуя по привычке, а затем задаюсь вопросом, не стоит ли мне попытаться поговорить с Солоном. Он эмоциональный мужчина, скрывающийся за холодной внешностью, еще и собственник. Вероятно, даже не захочет меня слышать. Мне и раньше приходилось испытывать на себе его гнев, это тяжелая пилюля, которую трудно проглотить, особенно если я так чертовски в него влюблена. Этот факт добавляет дополнительное осложнение в виде боли ко всему сценарию.
Что мне нужно, что мне правда нужно, так это увидеть своих родителей.
Я знаю, что у нас сложные отношения, но они — все, что у меня есть. Помимо Солона. Конечно, в доме есть и другие, Аметист и ее мама, но в конечном счете все они в подчинении Солона. Мне нужны люди, которые свободны от этого. Моя настоящая семья.
Итак, я надеваю леггинсы и тунику с короткими рукавами, все черное, а затем создаю дверной проем в «Черное солнце» у себя в комнате. Беру с собой сумочку, и чуть не оставляю рубиновое ожерелье, но решаю, что лучше оставить его на себе. Знаю, оно лишь показывает, что Солон рядом, но еще оно приносит мне утешение, и если только ожерелье останется мне от него, то я буду носить его как можно чаще.
Я вхожу внутрь серого мира, закрываю портал, а затем быстро спускаюсь по лестнице и выхожу из дома, ни на кого не натыкаясь. Меня, конечно, не видно, но есть ощущение, что, если я проскользну мимо Вульфа, он сможет это заметить и, вероятно, предупредит Солона.
Тем не менее, я не против, если бы Солон пришел за мной. Это, по крайней мере, даст понять, что ему не все равно. Прошлой ночью, когда мы вернулись, он бросил такой ледяной взгляд, что у меня кровь застыла в жилах. Я больше не хочу, чтобы он так на меня смотрел. Пусть будет каким-угодно, но только не бесчувственным.
Вот дерьмо. Кажется, я сейчас опять начну плакать.
Я спешу сквозь Завесу, не теряя времени, и, к счастью, не вижу ни одной из теневых душ. Добираюсь до квартиры, прохожу через парадную дверь и поднимаюсь по лестнице на родительский этаж, пока не оказываюсь на кухне.
Оба сидят за островком, что-то пьют, их светящиеся фигуры застыли на месте.
Они напугаются до чертиков.
Я создаю пылающую дверь в воздухе, а затем шагаю через нее в мир цвета и жизни.
— О, моя богиня! — восклицает мама, прижимая руку к груди, а папа роняет свою чашку, и золотистый чай расплескивается по столу. — Ленор!