Затем он берет свой локоть и замахивается им мне в лицо, пока тот не ударяется о мою щеку взрывом звезд и боли.
Я отброшена на спинку сиденья, сгорбилась, не в силах… не в силах …
Все расплывается, боль распространяется от щеки, просачивается в вены, пока агония не становится всем, что я чувствую. Кровь стекает из носа на сиденье.
— Гребаная психичка, — бормочет водитель себе под нос. — Просто сумасшедшая.
Я почти смеюсь, но мне больно. Я сумасшедшая?
Боже, но, ладно, может так оно и есть.
Может быть, ничего из этого на самом деле не происходит, плод воображения.
Но как бы мне ни хотелось, чтобы это оказалось сном, я знаю, что это реально, так же как реальна боль.
Я умру здесь.
Не знаю, как долго лежу на заднем сиденье, закрыв лицо волосами, чувствуя, что кожа вот-вот поглотит меня целиком.
Но в конце концов машина замедляет ход, затем останавливается, как я и предполагала.
Каждая поездка должна заканчиваться.
Даже моя.
— Подожди здесь, — говорит мужчина, выключая зажигание, как будто у меня есть выбор.
Я снова чуть не смеюсь, набираясь сил ровно настолько, чтобы приподняться и посмотреть. Он выходит из машины, запирает дверь, а затем широкими шагами направляется в туман. Я не знаю, где мы находимся, может быть, на каменоломне. Я едва могу разглядеть лес по обе стороны от машины, но перед нами широкое открытое пространство, покрытое быстро движущимся туманом.
Мужчина продолжает идти вперед, в туман, и останавливается спиной ко мне.
Затем из тумана появляется тень, высокий мужчина в длинном пальто.
Они вдвоем разговаривают, освещенные фарами машины.
Высокий мужчина продолжает смотреть в мою сторону, и тогда я точно знаю, что это тот самый мужчина, которого я видела под уличным фонарем в Аппер-Хейте.
Мой преследователь.
Но когда он начинает шагать ко мне, его пальто развевается за ним, а за ним следует водитель, вот тогда я осознаю правду.
И правда ощущается как ужас.
В колеблющемся свете фар его лицо становится четким.
Лицо, от которого однажды у меня перехватило дыхание, которое заставило меня следовать за ним, как гончую по следу.
Мой преследователь — мужчина в сексуальном костюме.
Они — одно и то же.
Как я могла быть такой глупой?
Как мог один человек вызывать у меня такие разные чувства: страх и ужас в одной его версии и желание и похоть в другой?
Хотя сейчас это на самом деле не имеет значения.
Похоть и желание исчезли.
Все, что я чувствую — это страх.
Он идет к машине, все время не сводя с меня глаз, как будто отчетливо видит меня, его шаги элегантны и мощны, как у пантеры. Грациозная походка перед тем, как наброситься.
Я заперта на заднем сиденье машины, избитая, водитель предлагает меня ему, как только что пойманную добычу.
А будет момент, когда я отгрызу себе ногу, чтобы спастись?
Он останавливается у заднего окна, наклоняясь вперед, уперев руки в бедра, и всматривается в меня.
Его взгляд встречается с моим, и я не думаю, что смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Выражение его лица с каждым мгновением мрачнеет, его ярко-голубые глаза становятся холодными, темные изогнутые брови сходятся в жесткую линию.
Внезапно он открывает дверь, как будто она все это время была не заперта, и каждая частичка меня хочет отпрыгнуть назад, но я не могу пошевелиться, мои конечности застыли на месте, как будто нервы не общаются с мозгом.
Он наполовину залазит внутрь, чтобы посмотреть на меня, и чем ближе он двигается, на его лице отражается раздражение, тем труднее мне дышать, как будто мои легкие тоже перестали работать.
Он хмурится, глядя мне в лицо, на мгновение встречается со мной взглядом с выражением, которое я не могу прочесть, затем выскакивает из машины.
— Безобразие, — говорит он водителю, впиваясь в него взглядом. — Я сказал не прикасаться к ней.
От его голоса у меня по телу пробегают мурашки — низкий, насыщенный баритон с элегантными нотками и легким британским акцентом, который проникает в меня, как глоток крепкого алкоголя. Совершенно не в ладах с остальной частью меня, которая находится под кайфом от адреналина и пытается бороться с постоянным страхом.
— Я не специально, — бормочет водитель. — Она пыталась напасть на меня, разбить машину. Смотрите, — он указывает на свой глаз.
— Там ничего нет, — спокойно говорит сталкер. — Что-нибудь еще пошло не так?
— Нет, сэр.
— Нет, сэр? Ох, Эзра, ты снова обретаешь свои манеры. Почему я решил, что могу послать мальчика выполнять мужскую работу?