Теперь я словно очухалась.
— Что? — говорю я, вырываясь из его объятий. — Они тебя знают?
Абсолон кивает.
— Да. Мы не друзья. Но я иногда сдавал им несколько вампиров.
Я провожу рукой по своим мокрым волосам, и мой разум снова взрывается. Я подхожу к краю кровати, сажусь на нее, пытаясь придать всему этому смысл.
— Ты… сдавал моим родителям-ведьмам других вампиров? Зачем? С какой целью?
— Ах, — говорит он, грациозно подходя и становясь передо мной. — Как мало ты знаешь. Ты веришь в ведьм, да?
Я киваю.
— Я верю, что они управляют энергией.
— Это верно, хотя и является поверхностным объяснением. Знаешь ли ты, что не все ведьмы одинаковы? Некоторые имеют дело с магией земли, магией луны, даже черной магией… другие — истребители.
— Истребители? — повторяю я.
— Истребители вампиров, — он складывает руки на своей широкой груди, мышцы напрягаются под черным материалом рубашки. — Ты, конечно, видела «Баффи10».
Я почти смеюсь.
— Ты что, издеваешься надо мной?
Уголок его рта приподнимается в быстрой улыбке.
— Это правда. С другой стороны, это их работа. Этому посвящена целая гильдия. Они рождены для того, чтобы делать свое дело, то есть, убивать нас. Существ, подобных мне. Существ, подобных тебе.
— Мои родители — истребители вампиров…
Несмотря на то, что я все еще прихожу к согласию с тем, что такое вампир, что я одна из них, это все еще кажется немного… чересчур.
— Раньше мы называли их мордернами. С норвежского — убийцы. Но поп-культура легко переплетается с реальностью. Начало идет с Брэма Стокера11, Ван Хельсинга12 и дальше. Но истории всегда были на чем-то основаны. На группе людей, наделенных способностями, цель которых — выследить нас и убить, потому что они решили, будто наш вид не заслуживает жизни.
— Подожди, ты что-то говорил о гильдии, — замечаю я.
— Да. Это и есть гильдия. Атлас По знал, что если слухи верны, то твой двадцать первый день рождения скоро наступит. Вероятно, намеревался следить за десятками пар с детьми, которым исполняется двадцать один год, чтобы выяснить, не скрыт ли кто-нибудь из них с помощью магии.
— Но он нашел меня… — я замолкаю, вспоминая темноту в его глазах, когда он понял, что на мне черный турмалин. Это дало ему понять, что я нахожусь под защитой?
— Возможно, — говорит Абсолон.
Я свирепо смотрю на него снизу вверх.
— Ты можешь перестать читать мои мысли?
Он качает головой.
— Мог бы, но когда ты расстроена, кажется, что ты сама этого хочешь.
— Нет, — я вздыхаю, глядя на свои обнаженные руки.
Ничего нет. Все исчезло.
У меня снова перехватывает дыхание. Мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоить свое сердце.
— Так почему Атлас не убил меня? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Предполагаю, что на него не накладывали таких обязанностей. Он следователь. И у него, вероятно, есть свои подозрения, но нет доказательств, что ты и есть тот мифический ребенок.
Я чуть не фыркаю. Мифический ребенок. Дайте мне передышку.
— Ты уже второй раз называешь меня мифом. Кто я на самом деле?
Он проводит тонкими пальцами по подбородку, обводя взглядом мое тело, оставляя за собой мурашки. На мгновение я поражаюсь тому, насколько глубоко, невозможно красив этот мужчина. Это ослепляет меня.
«Сосредоточься», — напоминаю я себе. Мне определенно не нужно, чтобы он это слышал. Это только усугубит его огромное эго.
Я смотрю ему в глаза, ожидая, что он будет ухмыляться. Но вместо этого его взгляд задумчив.
— Ты наполовину ведьма, наполовину вампир, — говорит он через мгновение.
Окей. Вполне комфортно звучит. Возможно, в этом даже есть смысл.
— И почему тогда я миф? — спрашиваю я.
— Вампиры и ведьмы — смертельные враги, — объясняет он. — Иметь таких детей — большая редкость.
— Но не невозможно.
— Нет. Такое случалось и раньше. Любовь есть любовь.
В его устах это прозвучало почти сентиментально.
Он прочищает горло.
— Но тебе интересно, что делает тебя такой особенной? Кроме того факта, что каждая девушка твоего возраста считает себя чертовски уникальной.
Я не могу удержаться от улыбки.
— Я должна была утонуть в той ванне, но не утонула. Думаю, это делает меня довольно уникальной.
— Осторожно, — говорит он, и в его глазах появляется блеск. — Не хотелось бы усугублять твое огромное эго.
О черт. Значит, он все-таки услышал меня.