— В прошлый раз нам повезло. Никто не пострадал.
— Чего ты так боишься? — спрашиваю я, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, которое кажется слишком большим для моей груди. — Я же сказала тебе, что справлюсь.
— Ты не сможешь справиться со мной, лунный свет, — говорит он, нахмурив брови. — Даже я не могу.
— Расскажи мне, что случилось, — говорю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его, но он продолжает держать меня за волосы, удерживая на месте.
— Ты больше не будешь смотреть на меня так, как раньше, — хрипло говорит он, и мускул на его челюсти подергивается. — И ты можешь увидеть это сама.
На мгновение я теряюсь в догадках, пока не вспоминаю, как он сказал, что вместе с кровью можно делиться воспоминаниями. Задумываюсь, видел ли он мои, когда пил кровь. Надеюсь, что нет, хотя там ничего захватывающего.
— Аметист мне говорила, — признаюсь я.
Его ноздри раздуваются от гнева, зрачки превращаются в черные булавочные уколы.
— Что, черт возьми, она тебе сказала? — я ощущаю тьму, исходящая от него.
Я пытаюсь сесть прямее, кладу руки ему на плечи, полная решимости не позволить его ярости отпугнуть меня.
— Она сказала, что когда-то ты был влюблен. И что ты убил ее. И ее сына, — его глаза закрываются, лоб наморщен. — Но я хочу услышать это от тебя. Хочу знать, что произошло.
Он качает головой, громко сглатывая.
— Нет.
— Почему ты убил ее?
Он молчит, вдыхая и выдыхая через нос, его грудь поднимается и опускается. Я чувствую его сердцебиение, оно учащается.
Кладу руку на его прохладную щеку.
— Солон. Почему ты убил ее? Если я собираюсь жить с тобой в этом доме, мне нужно знать, — я делаю паузу. — Она это заслужила? — тихо спрашиваю я.
— Нет, — выпаливает он. — Она этого не заслужила.
Я провожу пальцами по его подбородку, приподнимая, пока он не встречается со мной взглядом. Точно так же, как на днях, меня встречают рычанием, но я не отступаю, не отвожу взгляд.
— Пожалуйста, расскажи мне, что произошло.
Его глаза горят, он борется, ищет на моем лице выход.
Я не даю ему сбежать.
— Скажи мне, — говорю я, глядя на него так пристально, что мне кажется, будто комната погружается во тьму. На мгновение на его лице появляется пустота, чувство поражения.
Черт возьми. Я что, принуждаю его?
— Это был несчастный случай? — спрашиваю я, подсказывая ему.
Он стискивает зубы, делая глубокий вдох.
Затем закрывает глаза.
— Ее звали Эсмеральда, — говорит он тихим, тяжелым голосом. — Я влюбился в нее, хотя не был для этого готов.
Я собираюсь спросить, что это значит, но решаю подождать и надеяться, что он продолжит. Из-за слов, что он любил кого-то, у меня сердце тяжелеет, независимо от того, как давно это было и что все закончилось смертью.
Он громко выдыхает, от него пахнет спиртным. Глаза по-прежнему закрыты.
— Она не принадлежала мне. Она была замужем за другим мужчиной, у них был маленький мальчик, Томас. Мужчина, за которого она вышла замуж… был ублюдком. Оскорблял. Избивал. И сына тоже. Она влюбилась в меня, а я в нее, и мы оба думали, что я смогу спасти ее от всего этого, как будто я не был таким же плохим, как он. Но мы оказались неправы.
И точно так же я вижу образы в своей голове, оживающие, как в кино. Мужчина с длинными усами, угольно-черными глазами, воротничком с большими оборками и женщина, темные волосы с пробором посередине, темно-зеленое платье с широким квадратным вырезом, объемными полу-рукавами. Они стоят на обочине городской улицы, вымощенной булыжниками, мимо проходят люди, все это было столетия назад.
Маленький мальчик подбегает к ним, обвивает руками ноги женщины, та лучезарно улыбается ему.
— Где это было? — спрашиваю я тихо, боясь разрушить очарование того, что вижу.
— В Лондоне, — говорит он монотонным голосом. — Совсем рядом с городом.
— Что случилось?
Он мягко выдыхает.
— Я… я был с ней. В конюшне. До сих пор избегал искушения, и подозревал, что не смогу контролировать себя. Что я стану кем-то другим. Я не был готов. Был недостаточно… силен. Но слишком любил ее, поэтому все остальное не имело значения.
Мое сердце начинает разрываться, чувствуя любовь, которую он испытывал к ней, чувствуя боль, которая подкрадывалась.
Ему даже не нужно говорить мне, что произошло.
Я чувствую запах конюшни, слышу сопение беспокойных лошадей в стойлах. Вот Солон, я не вижу его, но ощущаю, чувствую его замешательство, его похоть, желание и сумасшествие. Потому что здесь царит безумие, тьма. Что-то злое и ужасное скрывается под его внешностью, пытаясь прорваться сквозь кожу.
И тогда это происходит. Я вижу их вдвоем, как он сзади трахает ее, прижав к стене, приглушенные крики, которые затем переходят в визг. Чернота застилает мне обзор, как тучи закрывают солнце, а затем я вижу кровь, разлитую по соломенному полу, и тело женщины, разорванное на множество кусков.
Я закрываю глаза, пытаясь прогнать этот образ, всю кровь и запекшееся месиво.
Но образы никуда не исчезают. Они меняются.
Сейчас я смотрю глазами Солона.
Недоверчиво оглядывает окровавленные руки.
Запрокидывает голову и ревет с такой болью и яростью, что я чувствую, как та же самая сила захватывает мою грудь, как будто он кричит сквозь меня.
— Я убил ее, — шепчет он мне. — Намеренно.
Но картинка снова меняется, и внезапно он бежит в лес, кричит на луну, сражается с монстром глубоко внутри себя, когти вонзаются в грудь, пытаются затянуть его в собственное безумие, кружа по кругу, и я чувствую все это, я чувствую все.
— Ленор, — резко произносит он, обхватывая мое лицо ладонями.
Этого достаточно, чтобы образы растворились, но чувства остаются.
Я открываю глаза и пристально смотрю на него. Вижу его раскаяние, стыд, вину и боль в его голубых глубинах. Но также чувствую, каково это — быть им, ведь воспоминания цепляются за мою душу.
— Ты чувствовал себя таким одиноким, — тихо говорю я. — Ты был ужасно одинок.
Брошенный, опустошенный, безумный. Его жизнь была как шоу ужасов, и он сам оказался этим ужасом.
Меня разрывает надвое.
Он сглатывает, его челюсть сжимается, глаза изучают мои. Неистово, дико.
— Вот бы ты была там, моя дорогая, — говорит он мне срывающимся голосом. — Ты — бальзам для моего чудовищного сердца.
Прижимаю руку к его груди, чтобы почувствовать биение, удостовериться, что этот человек не тот, кого я видела, и все же знаю, что они — одно целое.
— Пожалуйста, скажи, что все это значит. Расскажи, что я видела, что чувствовала.
— Это значит, что я был монстром под твоей кроватью, злодеем из твоих кошмаров, тенью за спиной. Я был всем, о чем предупреждали юных девушек в сказках. И теперь я здесь. С тобой, — он протягивает руку, заправляя мои волосы за ухо, взглядом пригвождая меня к месту. — Держу пари, сейчас ты обо всем передумаешь. Так и должно быть.
Я качаю головой.
— Я никуда не собираюсь уходить, Солон. Просто хочу понять.
Он выдыхает, поджимая губы.
— Я любил Эсмеральду, но не был готов к любви. Провел триста лет в безумной беготне. Монстр. Без сознания. Без проводника. Без надежды. Я был кровожаден, полон ярости на самого себя. Убивал ради забавы, из злости. Сплошной… мрак.
Триста лет? Я даже представить себе не могу. Сама провела несколько дней взаперти, но это…
— Со временем все меняется, — продолжает он. — Со временем эволюционируешь. Я развивал свое безумие. Примирился со зверем. С монстром внутри меня. Начал находить моральные ориентиры, я делал все, что мог, чтобы быть хорошим… человеком. Ненавидел то, что я вампир, но было невозможно отделить это от себя, потому что это то, кто я есть. Монстром, да, но я мог успокоить его. У меня все было хорошо, пока я не встретил ее. Мое желание, мои чувства к ней высвободили тьму внутри меня. Я убил ее, потому что не мог себя контролировать.
— А мальчик?
— Отец сошел с ума. Полагаю, от горя. Он убил своего собственного сына. Подозреваю, он жил только благодаря ей.