— Она называет себя Шаде, потому что поет в местном джаз-клубе, исполняя кавер-версии песен Шаде. Скоро споет, увидишь.
Что ж, я не могу винить Солона за то, что он танцует с ней, тем более что они, кажется, увлечены разговором, легко скользя по танцполу. На них завораживающе смотреть, и мое сердце сжимается от ревности, восхищения и тоски. Он правда самое красивое существо на земле, его мужественность и грация сочетаются в завораживающем образе, который приковывает взгляд всех в комнате.
— Ну что, насмотрелась? — спрашивает Вульф ироничным тоном.
Я громко вздыхаю, и когда он снова протягивает мне руку, я беру ее.
— Предупреждаю, у меня нет никакого чувства ритма.
Он дерзко улыбается мне, хватая за руку и притягивая к себе.
— Насколько помню, мы вдвоем довольно легко нашли ритм.
Мне не нужно долго думать, чтобы понять, о чем он говорит.
— К твоему сведению, — говорю я ему, чувствуя, как горят щеки, когда он кладет руку мне на поясницу, — я почти ничего из этого не помню.
Еще одна ухмылка.
— Все в порядке. Я помню за нас обоих.
Я закатываю глаза, чувствуя себя униженной. Знаю, что на стадии «вожделения» я была не в себе (честно говоря, тогда я отчаянно нуждалась в прикосновениях Солона, и сейчас тоже), но, все равно помню, что это было сногсшибательно. У Вульфа есть навыки, и если однажды он воспользуется ими на Аметист — если он еще этого не сделал, — тогда ей крупно повезло.
Но, несмотря на то, какой бы ритм у нас с Вульфом ни был в спальне, он не переносится на танцпол. Я знаю, что он должен вести, а я должна идти назад, но продолжаю спотыкаться о собственные ноги и натыкаться на вампиров, поэтому за нами тянется шлейф из «извините» и «прошу прощения».
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем песня заканчивается и все замирают. Я поднимаю глаза на Вульфа, чувствуя смущение, надеясь, что он больше не пригласит меня танцевать. Он не отпускает меня, так что это нехороший знак.
Затем звучит знакомая басовая партия и отрывистый барабанный бой, все еще напоминающий вальс, но более томный и чувственный по темпу, в сопровождении скрипучей гитары. Вульф снова начинает двигаться вместе со мной, как раз в тот момент, когда по ночному клубу разносится великолепный голос.
Это фальшивая Шаде поднимается на сцену, изящно обхватив микрофон руками, и поет песню настоящей Шаде «No Ordinary Love».
Черт возьми, она хороша.
— Что ты делаешь? — ледяной голос Солона прерывает нас.
Вульф крепче сжимает меня в объятиях.
— Танцую с Ленор. Пытаемся найти тот ритм, который у нас когда-то был.
Я застываю, глядя на Вульфа снизу вверх. Он жаждет умереть?
Солон практически ощетинивается, его лицо становится сердитым.
— Отпусти ее.
— Не думаю, что Ленор хочет, — говорит Вульф и, поворачиваясь ко мне, подмигивает. Что, черт возьми, он делает? Пытаешься заставить Солона ревновать?
И вот тогда до меня доходит. Так и есть. Он это делает из-за Аметист.
— Я прекрасно танцую с Вульфом, — цинично говорю я. — У нас хорошо получается.
Солон бросает на меня самый холодный взгляд.
— Ох, конечно. У тебя две левые ноги, — он протягивает руку и хватает меня за локоть, выдергивая из хватки Вульфа. — И какой бы ритм вы ни нашли, это было лишь потому, что ты представляла меня.
Я отрываю взгляд от горящего взгляда Солона и смотрю на Вульфа, приподняв бровь. Думаю, у нас получилось вызвать ревность.
— Возможно, — говорит Вульф, одаривая нас хищной улыбкой, затем поворачивается и уходит.
— Дилетант, — бормочет Солон себе под нос.
Затем он прижимает меня к себе за поясницу и берет мою руку в свою.
— Хочешь потанцевать? — хрипло говорит он, его взгляд все еще горит. — Я покажу тебе, каково это на самом деле — танцевать.
Я собираюсь напомнить Солону, что у меня две левые ноги, как вдруг мы скользим сквозь толпу. Мои ноги даже не двигаются сами по себе, как будто они делают это по инерции.
Смотрю на Солона, его глаза так близко к моим, что я вижу, как синева становится менее холодной, хотя его лоб нахмурен.
— Что ты делаешь? — шепчу я. — Это не я танцую.
— Это ты танцуешь, — говорит он, теперь с намеком на улыбку. — Ты прирожденная танцовщица.
— Нет, — говорю я ему, оглядываясь вокруг, пока он кружит меня по танцполу, другие вампиры наблюдают, расступаясь перед нами. — Ты что-то делаешь. Магия? Принуждение?
— Ни то, ни другое, — говорит он. — Это просто твоя реакция на меня. Вот и все.
Он говорит это так просто.
— Иногда просто нужно найти подходящего партнера, — говорит он, его взгляд останавливается на моих губах.
— Ну, конечно, — говорю я ему, и мы кружимся, как будто я танцевала всю свою жизнь, а он был рядом со мной. — Тебе следует почаще ревновать.
— Ревновать? — повторяет он, снова сверкая глазами, его хватка на моей спине крепка, он прижимает меня к себе так, что мы соединяемся бедрами. — А причем тут ревность?
— Тебе не понравилось, что Вульф прикасался ко мне, — замечаю я, наслаждаясь этим. — Еще больше не понравилось упоминание о том, что Вульф трахал меня.
Он издает низкое рычание, опуская брови так, что его глаза оказываются в тени.
— Не смей больше произносить эти слова, если не хочешь последствий.
О, я поймала его. Я хорошо его раскусила.
— Тебя беспокоит, что он попробовал меня на вкус и прикоснулся ко мне раньше тебя?
Его нос раздувается, рот мрачно искривлен.
— Ленор, не смей, — предупреждает он.
Он на грани. Не следует тыкать медведя — или провоцировать зверя в данном случае, — но я ничего не могу с собой поделать. Возможно, в глубине души я правда злючка.
— До сих пор вспоминаю, как он заставлял меня кончать, и кстати, больше раз, чем ты.
Это все равно что наблюдать за взрывом бомбы.
Низкий, гортанный рык раздается из его глубин, посылая мурашки по моей спине, и его глаза впиваются в мои с такой силой, что перехватывает дыхание.
Я не успеваю понять, что происходит, он утаскивает меня с танцпола и тащит в сигарный зал, распахивая дверь.
Гостиная наполнена дымом и вампирами, четверо из которых собрались вокруг бильярдного стола в конце, и меня пронзает страх, потому что я понятия не имею, что он собирается делать и почему мы здесь.
Он подводит меня к столу, вампиры удивленно бормочут, убирая кии, а затем щелкает пальцами.
Точно так же перед нами появляется дверной проем в языках пламени, стол с другой стороны серый и пустой, и он подхватывает меня за талию.
Прежде чем я успеваю возразить, он выталкивает меня в «Черное солнце» и усаживает на край бильярдного стола, все становится серым и тихим, вампиры превращаются в светящиеся фигуры, которые, будто, застыли на месте, уставившись в нашу сторону. Пламя исчезает, запирая нас в этом мире.
— Что ты…
Но мои слова обрываются его губами, жестким, обжигающим поцелуем, от которого поджимаются пальцы на ногах. Я хватаю его за голову, за плечи, немедленно находя другой ритм, на этот раз более страстный и необузданный, чем тот, что был на танцполе.
Прерывистый стон вырывается из его горла, наши языки трахают друг друга, все глубже и смелее. Это беспорядочно, яростно и грубо, и — о боже — я не хочу, чтобы он останавливался.
Но он замирает. Задыхается, его грудь вздымается, рот открыт, влажный и жаждущий. Его дикие глаза быстро ищут мои, как будто он пытается контролировать себя и терпит неудачу. Затем он толкает меня на спину, хватает за край платья и задирает его до талии, обнажая.
Светящиеся фигуры вампиров едва двигаются, и я знаю, это потому, что время здесь другое, и они ничего не видят, но мне немного интересно, могут ли они, потому что их головы обращены к Солону, который между моих бедер.
— Они… — начинаю я.
Но его фантастический рот снова прерывает меня, язык скользит вверх по моей киске, пока я не начинаю задыхаться. Моя голова откидывается на стол, и я смотрю вверх, на черно-белый потолок сигарного зала, с призрачными фигурами вампиров, уставившимися на меня. Я чувствую их взгляды, но когда Солон погружает свой язык глубоко внутрь, закрываю глаза и снова теряюсь в нем.