Дверь открывается, как и все двери в «Черном солнце», и я вхожу в свою комнату, закрывая ее за собой. Снова создаю пылающий портал и вхожу внутрь, пламя угасает. Мир снова красочный, нормальный, городские огни яркие.
И только тогда выдыхаю.
Обхватываю голову руками.
Интересно, пойдут ли слезы, потому что сейчас столько всего происходит, я балансирую между ужасом, яростью, разочарованием и…
Рубин горит у меня на груди.
— Проклятье! — кричу я, откидывая голову назад. Спасения нет.
Оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за Завесы появляется Солон, все еще в смокинге, с разгневанным видом.
— Почему ты убежала? — кричит он, подходит ко мне и хватает за предплечья. — Не понимаешь, насколько это было опасно?
Он тяжело дышит, скрежещет челюстями, глаза дикие и расстроенные. Его хватка на моих руках почти причиняет боль.
— Отпусти меня, — говорю я ему, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо. — Сейчас же.
Солон ненавидит, когда ему приказывают. Он скалит на меня зубы, из его груди вырывается рычание, но он отпускает меня.
— Я говорил тебе, я предупреждал, — говорит он мне, в отчаянии проводя рукой по волосам и поворачиваясь спиной. — Показал, кто я такой, и это даже не половина всего.
— Я не расстроена из-за того, что ты сделал с тем вампиром, — говорю я ему, в моем голосе слышится гнев. — Он, черт возьми, напал на меня, укусил, выпил мою кровь. Насильно, Солон. Он получил по заслугам.
Он смотрит на меня через плечо, хмурясь.
— Тогда…
— Ты солгал мне! — кричу я. — Ты, черт возьми, солгал!
Он качает головой, снова поворачиваясь ко мне лицом.
— Нет, Ленор. Я не лгал…
— Ты знал! Знал, что я дочь Джеремайса. Понятия не имею, что это значит, но, очевидно, это достаточно серьезное дело, раз какой-то вампир рисковал своей жизнью, лишь бы выяснить это, по приказу другого вампира! Ты знал, потому что пил мою кровь и солгал.
— Я не лгал, — говорит он. — Просто не говорил.
— О боже мой! — восклицаю я, раскидывая руки. — Так вот как ты это оправдываешь? Какого хрена, Солон, ты должен был сказать мне!
— Я ждал подходящего момента, — хрипло говорит он, избегая моего взгляда. — Мне нужно было разобраться в этом самому.
— А этот гребаный вампир, у которого ты вырвал сердце и поджег, сообразил намного быстрее, чем ты!
Он сжимает челюсть, замолкая.
— Ты даже не собираешься извиняться? — продолжаю я.
Его глаза поднимаются к моим, пристальный взгляд тверд.
— Извини.
Я качаю головой, прижимая тыльную сторону ладони ко лбу.
— Ты просил доверять тебе, и я доверяла. Правда. А ты просто… насрал на это.
Я закрываю глаза, пытаясь успокоить свое сердце, адреналин в комнате ощутим. Мы оба взвинчены, и это не помогает, но, черт возьми, неужели мне больно от его предательства?
— Я не предавал тебя, — тихо говорит он.
Я закрываю лицо руками, издавая разочарованный рык.
— Пожалуйста, перестань читать мои мысли. Я заслуживаю уединения.
— Ничего не могу с собой поделать, — говорит он. Подходит ближе, его запах окутывает. Хватает меня за руки, на этот раз нежно, и убирает их с моего лица. — Я ничего не могу с собой поделать рядом с тобой, Ленор.
Не хочу смотреть на него, не хочу ломать свою решимость.
— Я знаю, ты расстроена, знаю, тебе больно, и я не хотел причинять тебе боль, — говорит он, сжимая мои руки. Ненавижу то, как успокаивает этот жест, ненавижу, как бегут мурашки по рукам. — Нужно было сказать тебе.
Я с трудом сглатываю, мое сердце ноет.
— Что еще ты мне не договариваешь? — шепчу я.
— Много всего, — говорит он через мгновение хриплым голосом. — Так много всего, что я хочу тебе сказать. Но сейчас мы можем начать с другого. Скажу то, в чем уверен. Просто…
Он отпускает одну руку и кладет пальцы мне под подбородок, приподнимая его так, чтобы я встретилась с ним взглядом. Его зрачки черные, глаза затенены, и в их глубине я чувствую, как от него исходит нечто такое, чего я никогда раньше не ощущала. Интенсивность.
Преданность.
— Я говорил, что ты погубишь меня, — говорит он. — Потому что я готов уничтожить себя ради тебя. Ты ставишь меня на колени, Ленор. Блять, прямо на колени.
О боже.
Мое сердце, кажется, вот-вот взорвется.
— Солон, — говорю я, и у меня перехватывает дыхание. — Я…
Он хватает меня за подбородок, притягивает мои губы к своим и целует.
Мягкие, полные жизни, губы и язык двигаются в сладостной синхронности.
Поцелуй посылает птичек в груди, те распространяются по всему телу, превращаются во что-то горячее, дикое и свободное, а затем Солон двигает меня назад, наши руки блуждают друг по другу, хватая, притягивая, пытаясь стать все ближе и ближе, пока моя спина не ударяется о панорамное окно.
С ворчанием он наклоняется и хватает меня за задницу, приподнимая и прижимая к стеклу, я обхватываю его ногами за талию. Он быстро расстегивает молнию на своих брюках и задирает мое платье до талии, затем опирается на окно и толкается в меня.
Я тихо вскрикиваю, уже греховно влажная, и сжимаюсь вокруг него, чувствуя, как между нами начинает нарастать жар, связь, соединяющая нас золотыми лентами.
Он опускает голову, его рот вот-вот прижмется к моей шее, но он останавливается, пристально глядя на меня.
— Больно? — он шепчет. — Твоя шея…
Я почти забыла о куске кожи, который вампир вытащил из меня. Даже не знаю, заживает ли рана, но больше не болит.
Качаю головой, проводя рукой по его волосам.
— Нет. Все хорошо.
Его рот плотно сжимается, глаза блестят.
— Никто никогда больше не причинит тебе вреда. Я не позволю. Никогда.
— Теперь я знаю, что будет в ином случае, — говорю я.
— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, — мягко говорит он.
— А мне не жаль, — говорю я ему. — Я увидела, на что ты готов для меня.
— Я сделаю ради тебя гораздо больше, — он сглатывает, в глазах вспыхивают искры. — Ты моя, Ленор. Всегда была. Моя и только. Навсегда моя.
Собственничество вампира — это действительно нечто, но с Солоном все ощущается на другом уровне. И мне это нравится.
Затем он кусает меня за ухо, снова входя, на этот раз с лихорадочной настойчивостью.
Я стону, крепко хватая его, сжимая в кулак его волосы, а он вонзает свой член, связывая нас вместе, его зубы кусают мою челюсть, подбородок, затем поднимаются к моему рту, посасывая нижнюю губу, трахая меня своим языком.
Преданность. Я чувствую его преданность в каждой частичке прикосновений, в каждом движении его бедер. Осознаю, что, в конце концов, он принадлежит мне.
Словно услышав мои мысли, он издает еще одно грубое рычание и прижимает меня спиной к стеклу еще сильнее, набирая скорость, трахая, не зная устали. Слышу его хриплое дыхание, он дрожит от напряжения. Я чувствую силу его мускулов под своими руками, знаю, насколько он могущественное существо, и вскоре воздух наполняет трескучий звук.
Я поворачиваю голову в сторону как раз вовремя, видя, как стекло позади меня начинает трескаться, длинные паутинные полосы расползаются по окну.
Мы на двадцать втором этаже.
— Господи, — ругаюсь я, хватая его за шею, а он продолжает входить в меня, и с каждым разом стекло трещит все сильнее. — Солон. Ты разобьешь окно.
Он откидывает голову назад, смотря на меня остекленевшими глазами.
— Ты переживешь падение, — он одаривает меня кривой улыбкой. — Возможно.
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он убирает меня от окна и разворачивает, вытаскивая член, бросает на кровать, где я подпрыгиваю, приземляясь на колени.
Затем его руки хватают меня за бедра, прижимая к матрасу, и я слышу рвущийся звук, когда он разрывает мое платье пополам. Красный шелк стоимостью в семь тысяч долларов растекается вокруг меня, как лужа крови.